Этих подробностей, переданных очевидцами, в официальных данных, однако, нет. В них не совсем точно говорится только, что две роты Кабардинского полка, расположенные в станице Невинномысской для охраны переправы, благодаря беспечности капитана Цыклаурова допустили разграбить деревню Круглолесскую.

Сталь, извещенный о разорении Круглолесской, понял план черкесов и только тогда быстро повернул назад на преследование Джембулата. В то же время другой отряд, подполковника Урнижевского, с двумя Черноморскими полками и частью пехоты, перешел Кубань у Прочного Окопа и двигался по левому берегу согласно с направлением главного отряда. Погода была ненастная, шел дождик, замокшие кремневые ружья не могли действовать, и черкесы, которым теперь приходилось заботиться о том, чтобы, в свою очередь, не попасть под удары русских отрядов с разных сторон, бросили большую часть награбленного скота, мешавшего отступлению, и спешили переправиться за Кубань, чтобы спасти хоть полон и самим избежать угрожавшей опасности. И они, действительно, рисковали жестоко поплатиться за дерзкий набег. На их счастье, пехота наша не могла соперничать с ними в быстроте и далеко отстала. Их настиг только линейный Кубанский казачий полк при двух орудиях конной артиллерии, под командой майора Степановского. На самой переправе через Кубань казаки ринулись в шашки, и завязался страшный рукопашный бой, без выстрела. До полутораста черкесов было изрублено, и лошади их сделались добычей казаков. Но не малое число погибло при этом и русских поселян, которых горцы не успели переправить через реку заблаговременно. Ожесточенные, они не хотели уступить их и принялись резать и топить в реке, так что пленных отбито не более сорока человек. Большая же часть их осталась в руках неприятеля; некоторых нашли потом на берегу варварски израненных. Тут же найдено было много скота, брошенного черкесами, но с подсеченными ногами. Известный Якубович долго преследовал горцев еще и за Кубанью.

Дело кончилось бы для Джембулата значительно хуже, если бы на помощь к нему не пришла измена. Подполковник Урнижевский, двигаясь по левому берегу, вышел бы как раз наперерез к бегущему скопищу; к несчастью, обманутый проводником, он повернул назад в то самое время, когда вся партия, вырвавшись из-под казачьих ударов, в страшном расстройстве скакала в весьма близком от него расстоянии. На Большом Зеленчуке, верстах в пятнадцати от места сражения, черкесы ночевали, а поутру, разделив добычу, разошлись.

Почти одновременно с этим ушла и третья партия, имевшая назначение не только отвлекать часть русских сил от Круглолесска, но и идти к вершинам Кумы и Подкумка, чтобы, по возможности, поднять и встревожить Кабарду. Она появилась между Баталпашинском и Усть-Тахтамышским постом в числе двухсот пятидесяти человек и направилась на Александрию, расположенную всего в двенадцати верстах от Георгиевска. Но здесь она нашла готовый отпор. Полковник Победнов отдал всем ногайцам, жившим на правом берегу Кубани, приказание – удалить все табуны как можно дальше от границы, а сам по пятам преследовал партию. Хищники успели, однако, захватить пасшийся близ Соленых озер большой табун ногайского владельца Балты, не исполнившего приказания Победнова, а затем спустились выше Каменного Моста на Кубань и, отступая к ее верховьям, скрылись в Карачаевские владения.

Нужно сказать, что и этой партии удалось уйти безнаказанно только благодаря беспечности подполковника Тарасова, стоявшего в Баталпашинске во главе небольшого отряда с казачьим конным орудием. Как при переходе за-кубанцев у Усть-Невинского поста тринадцатого мая, так и во время обратной переправы их между Баталпашинском и Тахтамышем пятнадцатого мая, он, по словам донесения, “оставался недвижим в своей квартире”, выставив только вокруг укрепления пикеты.

Но так или иначе линия была пока очищена от врагов.

В Круглолесскую был послан войсковой старшина Солдатов, чтобы привести в известность потери жителей. Он нашел деревню в положении ужасном: девяносто человек было убито черкесами, триста сорок два (сто сорок пять мужчин и сто девяносто семь женщин) захвачены в плен, имущество разграблено, одних лошадей угнано до шестисот, рогатого скота до восьмисот голов, почти все селение было выжжено.

Круглолесск, представлявший еще так недавно отрадную картину оседлой жизни со всеми ее благами, последствиями неустанного труда, поражал пустынной мертвенностью. Белые чистенькие мазанки, стоявшие стройными рядами, теперь рисовались только одними закопченными и разрушенными глыбами глины; ворота деревни, ее улицы загромождены были трупами; повсюду валялись оружие и камни, забрызганные кровью. Рука хищников не пощадила даже покоя усопших христиан. Растащив по клочьям богатства домов, хищники искали его и в истлевших гробах, разрывая могилы.

Да и не одна Круглолесская, а и вся страна представляла теперь вид пустынный. Отступление горцев не успокоило жителей; все ожидали, что, по азиатской манере, хищники, опьяненные успехом, нагрянут снова и будут колобродить по краю по тех пор, пока их не проучат порядком. И деревни опустели. Съезжавшиеся из России как раз в то время посетители минеральных вод говорили, что по Ставропольской дороге из всех деревень крестьяне разбежались.

Население края, однако, ошибалось, слишком запуганное страшным разгромом Темижбекских хуторов и Круглолесской,– опасность для Кубанской линии пока миновала. Как ни велика была захваченная главной партией черкесов добыча, потери, понесенные ею, были слишком значительны, чтобы не охладить рвения. Всеобщее отступление, превратившееся в конце концов в бегство, не могло поднять дух вольного народа. И как быстро, восточно-фантастически создался в Черкесии план полного опустошения линии, так быстро он и исчез, весь исчерпанный кровавым истреблением одной станицы, да и то лишь при помощи благоприятной для черкесов случайности, оставившей население беззащитным. Словом, ожидания черкесов были обмануты, энтузиазм их угас. И Сталь, тридцать первого мая воротившийся в Георгиевск, весь в пыли, с красным загорелым лицом, имел основание быть довольным. Он, действительно, был доволен и весел, хотя по-прежнему несловоохотлив.

Но, с другой стороны, теперь было уже опасно ограничиваться простым отражением черкесов; они нуждались в хорошем уроке, который бы обуздал их непомерную дерзость. И в помощь Сталю, занятому сложными делами гражданского управления Кавказской губернии, в Георгиевске ожидали генерала Вельяминова, имевшего поручение от Ермолова объехать линию, ближе ознакомиться с вредом, причиненным нашествием черкесов, исследовать действия войск и причины оплошностей, и затем с отрядом идти за Кубань.

Тут оканчивается боевая деятельность Карла Федоровича Сталя, одного из лучших кавказских генералов, современника и ученика Цицианова, оставившего свое имя и в горах Осетии, и в грозных снеговых ущельях Хевсурии, и на цветущих равнинах Кахетии. Но в следующем затем, последнем году своей жизни, он, имевший уже случай обнаружить административные способности во время своего военного губернаторства в Тифлисе, оказал Кавказской губернии важные услуги, вписавшие имя его неизгладимыми чертами в летописи мирного развития края. Его деятельностью этого времени начинается преобразование Кавказской губернии в Кавказскую область с перенесением главного центра управления из Георгиевска в Ставрополь, сохраняющий это значение поныне. Ему же обязан своим основанием на минеральных водах, на месте некогда пустынных калмыцких кибиток, привлекающий теперь десятки тысяч посетителей город Горячеводск, ныне Пятигорск, составляющий лучший памятник Сталю.