сына. Но Абдул Халик стал более замкнутым, а Гулалай-биби — еще бдительнее: она зорко следила за тем, как семья предается скорби. Мы должны были горевать по всем правилам, чтобы соседи не судачили о нас.

Матери, потерявшей ребенка, дается сорок дней на то, чтобы пережить свое горе. Гулалай-биби советовала мне сразу же после этого вернуться к работе. Не могу же я, в самом деле, целыми днями валяться у себя в комнате на тюфяке. В доме по-прежнему имеются полы, которые надо мыть. И белье, которое надо стирать. И еду тоже надо готовить. Возвращение к повседневным обязанностям поможет мне быстрее прийти в себя — так считала Гулалай-биби.

Тетя Шаима находила в себе силы, чтобы навещать меня. Каждый раз, попрощавшись с ней, я смотрела ей вслед и гадала, дойдет ли она до дома. И каждый раз боялась, что у нее не хватит сил, чтобы вернуться ко мне. Я отчаянно нуждалась в ее поддержке. В доме, где было полно людей, я чувствовала себя невероятно одинокой, словно в пустыне. В голове у меня бродили странные мысли, в которых я боялась признаться даже самой себе.

— Тетя Шаима, интересно, что люди в Кабуле думают о нас?

— Что ты имеешь в виду, Рахима?

— В Кабуле совсем иная жизнь. Там такие большие дома, столько машин, люди ездят на такси, работают в офисах, ходят в рестораны. Там есть банки, отели, больницы. В Кабуле все по-другому.

— В столице ты видела много разных вещей, верно? — медленно произнесла тетя Шаима. — Но похоже, там произошло нечто, о чем ты пока не рассказала. — Тетя улыбнулась, но глаза у нее оставались серьезными.

— Да, я видела много разных вещей. Парламент… Раньше я не представляла, что столько людей могут собраться в одном месте — не только мужчины, но и женщины — и обсуждать такие вопросы, о которых у нас в деревне люди даже не задумываются.

— Рахима-джан, что у тебя на уме? Что именно произошло в Кабуле?

— Всякие разные вещи, — повторила я.

Тетя выглядела озадаченной.

— Хорошие?

Я взглянула на тетю Шаиму: все, что происходило за пределами этого ненавистного дома, было хорошим. Чувствуя, что глаза наполняются слезами, я отвернулась и уставилась в пространство. На душе у меня было тоскливо.

— Понимаю, — сказала тетя Шаима.

И я знала: она действительно понимает меня. Как никто другой.

— Ну что же, в таком случае нам есть о чем подумать, — сказала тетя Шаима.

Людям, оказавшимся на пороге смерти, нечего терять. Они могут позволить себе говорить и делать то, что считают нужным. Тетя Шаима и я находились примерно в такой же ситуации. Тетя — из-за своей болезни, я — потому что не видела больше смысла просыпаться по утрам.

Мы обе могли позволить себе начать этот разговор. Разговор, в котором пока не было произнесено ни единого слова. Мы даже не знали наверняка, о чем именно пойдет речь. Но, как говорила тетя Шаима, каждый находит свой выход.

Глава 58

ШЕКИБА

Прошло два долгих года, прежде чем Шекиба выполнила свои обязательства перед Асифом.

Они с Гюльназ вместе вели хозяйство, вместе переживали срывы мужа, когда досада и горечь, бурлившие в глубине его сердца, вдруг выплескивались наружу, и он начинал бить и крушить все, что попадалось под руку. Дважды Асиф вдребезги разбивал окна в гостиной. Стоимость замены стекол приводила к новому приступу бешенства.

Жизнь в постоянном напряжении сблизила двух женщин. Они делили одного мужа, одну вину, одно наказание. Они ссорились и препирались: Шекиба злилась на Гюльназ за высокомерие и неумение готовить, Гюльназ считала Шекибу скучной простушкой, не умеющей двух слов связать. Но в паре они отлично дополняли друг друга. Шекиба добавляла в кастрюлю специи, стоило Гюльназ на секунду отвернуться, а Гюльназ болтала за двоих, скрашивая вечера Асифу, когда он ужинал дома.

А потом наступили два месяца тревожного ожидания. Гюльназ сказала Шекибе, что уже восемь недель у нее нет обычного ежемесячного недомогания. Некоторое время женщины сомневались, возможно ли, чтобы Гюльназ забеременела. Однако когда ее стала мучить постоянная тошнота, сомнения рассеялись. Припомнив все, чему научилась в гареме, Шекиба подтвердила: это верный признак того, что Гюльназ беременна.

Они ни слова не сказали Асифу, потому что негоже обсуждать с мужчиной столь деликатные вопросы, но, когда он сам заметил, что живот у Гюльназ растет, на его лице расплылась довольная улыбка. Приободренный, Асиф с новым пылом стал наведываться по ночам к Шекибе.

Теперь он чаще приходил домой к обеду. Все трое время от времени вместе садились за стол. И все же Шекиба старалась не слишком часто присоединяться к мужу и его первой жене — сейчас, когда Гюльназ носила его ребенка, присутствие Шекибы могло напоминать Асифу об ошибке, которую он совершил, взяв ее в дом.

Но Асиф был занят лишь одним — ожиданием рождения первенца. Его родственники, которые при всяком удобном случае советовали взять третью жену, на время умолкли.

Пришел месяц Рамадан. Гюльназ сияла от удовольствия, видя, как растет у нее живот и округляются щеки. Шаркая ногами, она передвигалась по дому, то и дело шумно вздыхая и охая. Шекиба видела немало беременных женщин, но, пожалуй, пока не встречала ни одной, которая с таким артистизмом демонстрировала бы окружающим, сколь тяжела ее дорога к материнству. Трудно было не заметить, что эти надрывные вздохи вырывались из груди Гюльназ, только если Шекиба находилась поблизости.

Когда начались схватки, Шекиба побежала за четыре квартала от дома, чтобы привести повитуху. Гюльназ металась на кровати, до крови кусая губы, улыбка триумфатора сошла с ее лица. Асиф пришел домой, послушал некоторое время стоны жены и наставления повитухи, учившей женщину дышать правильно, и снова ушел.

Час проходил за часом. И ребенок наконец родился, как раз перед самым возвращением Асифа в притихший дом. Он столкнулся с повитухой возле калитки, та вежливо улыбнулась, поздравила его и, закутавшись поплотнее в паранджу, выскользнула на улицу. Асиф кивнул и направился к дому. Возившаяся на кухне Шекиба сделала вид, что не слышит шагов мужа. Она насыпала несколько ложек муки в сковородку с горячим маслом и помешивала литти, горячий мучной суп с грецкими орехами, который должен был помочь Гюльназ восстановить силы и дать приток молока.

Шекиба ждала.

— И после всех ожиданий — это? — раздался возмущенный голос Асифа. — Как такое возможно? Девочка!

Гюльназ что-то ответила, но так тихо, что Шекиба не расслышала.

— Нет, похоже, моему унижению не будет предела! — разразился воплем