быстро открыл ее, надеясь, что это не Теннесси Тернер с ее австралийским размером.

Мама стояла по другую сторону моей двери.

У Кэтрин Костелло была прическа Нэнси Пелоси, изящная фигура и гардероб Джеки Кеннеди. Она выглядела — и я говорю это с большой любовью — как любая богатая белая женщина, которую вы когда-либо видели в спортивном костюме босса-женщины эпохи 90-х в телевизионной драме.

— О, Крузи. Я ничего не прерываю, не так ли?

Я полностью открыл дверь, понимая, что нет смысла говорить ей, что это она. — Вовсе нет, мама. Заходи.

—Я заметила, что Габриэлла была немного угрюма. — Мама начала выгружать коричневую сумку, которую принесла с собой. Домашняя еда, бесспорно.

Во всех смыслах она была замечательной, властной матерью, с которой мне очень нравилось проводить время, и в то же время мне не терпелось попрощаться с ней.

Запутались ? И я.

— Ага. Мы расстались. — Я открыл холодильник, достал пиво для себя и диетический лимонад, который специально для нее припас.

— Это очень грустно слышать.

Она начала открывать контейнеры. Пахло ее запеканкой со стручковой фасолью и стейком.

— Мои извинения.

Я звучал искренне, потому что я был искренен.

Я хотел сделать своих родителей счастливыми. Я просто не хотел связываться с женщиной, которая находила больше удовольствия в фотографировании десертов, чем в их еде, и считала Vogue авторитетом в литературе для интеллектуалов.

— Так же я могу сказать, что твоё сердце не было задействовано в этих отношениях. Иди, садись и ешь.

Да, потому что, черт возьми, не было ничего лучше, чем лучшая стряпня твоей мамы и пиво в конце долгого дня, сколько бы тебе ни было лет.

Она обошла мой кухонный стол и села напротив меня, подперев подбородок переплетенными пальцами.

— Но я здесь не для того, чтобы говорить о Габриэлле.

— Я так и думал — это были последние новости. Я проткнул кусок стейка и сунул его в рот. — Чем могу помочь, мама?

—Роб Гассман вернулся в город.

Мне удалось не расплескать свое пиво в бифштекс.

Едва.

— Правда, сейчас?

Она кивнула. 

— Я пошла играть в бридж у миссис Андервуд. Она болтала о том, что ты спас мальчика у Джерри, когда возникла эта тема. Миссис Гуссман, заглянувшая, чтобы угостить нас своим знаменитым яблочным пирогом, сказала, что он вернулся и немного потрепался. Было несколько трудных лет. Он дважды разведен, ты знаешь?

— Я слышал, — Роб никогда не был хорош в отношениях, поэтому я не был удивлен. — Он здесь, чтобы остаться?

— Похоже на то. Он снял дом и все такое. Внизу, на Нортон-Крик, недалеко от другой девушки Тернер и их ребенка.

— Странно, что его еще никто не видел.

— Я думаю, что он пока ведет себя сдержанно. В любом случае, почему бы тебе не позвонить ему? Уверена, он бы это оценил. Бьюсь об заклад, он чувствует себя одиноким и более чем смущенным после всего фиаско с другой девушкой Тернер.

Ага.

У Теннесси Тернер не было поклонников в этом городе. На самом деле, моя мать только что смирилась с тем, что ее сестра Тринити будет невесткой, настолько она чувствовала себя некомфортно из-за этой связи.

Что касается меня, у меня были свои взгляды на мир, на менталитет провинциальной культуры отмены. Я не был поклонником мисс Тернер, но должен сказать, что много дерьма, изрыгаемого о ней, попахивало завистью и мелочностью.

— Конечно, — я запихнул в рот еще бифштекса. — Как только я вернусь из круиза. У меня сейчас много работы.

— Ой! А еще есть сын миссис Велла, Энтони. Он подумывает о поступлении в медицинскую школу и спросил, может ли он отправить тебе несколько вопросов по электронной почте. Я сказала: «Да, конечно».

— Конечно, — эхом повторил я, заземляя коренные зубы во время еды.

Сказать «нет» было невозможно. Я был идеальным сыном, идеальным соседом, идеальным знакомым. Всегда готов помочь.

— Еще кое-что, прежде чем я уйду. Твой отец хочет знать, можешь ли ты помочь ему просмотреть его инвестиционный портфель перед тем, как мы отправимся в круиз. Ты же знаешь, как он ужасен в этих вещах.

— Считай, что дело сделано. Я зайду завтра.

Ага.

Быть идеальным было утомительно.

Особенно, когда внутри я чувствовал что угодно, только не это.

***

Как только я подумал, что пятидесятичасовой рабочий день больше не продлится, мне позвонили и попросили вернуться в клинику, потому что сын миссис Боровски, Дженсен, решил, что для его мошонки было бы неплохо подойти ближе и лично познакомиться с игрушечным колесом паровозика Томаса.

Это был второй удар Боровски в этом месяце, когда ее дочь приземлилась на стол моего пациента всего две недели назад с радужным образцом какашек и смазанной улыбкой Джокера.

Очевидно, маленькая Элин подумала, что это отличная идея полакомиться мелками.

Я прибыл в клинику, снял шлейф радости с психического мешка Дженсена, добродушно объяснив ему, что это не последний раз, когда эта область его тела доставит ему неприятности, затем с хлопком стянул с себя эластичные перчатки, когда Тринити, моя невестка и медсестра, проскользнула в мой кабинет.

— Доктор Костелло.

— Пожалуйста, Тринити, зови меня Крузом, когда рядом нет пациентов. Мы скоро станем семьей.

— Круз, — Тринити почувствовала во рту мое имя и застенчиво улыбнулась. — Тебя вызвали на срочную процедуру?

Она открыла один из моих картотечных шкафов и бросила туда папки пациентов.

Тринити была симпатичной блондинкой с заплетенными волосами, скромным гардеробом и слишком большим количеством веснушек. Она была воспитанной, доброжелательной и ну… скучной . Вы не могли спутать ее с ее старшей сестрой-бомбой, которая дала фору некоторым из лучших голливудских звезд за свои деньги.

По сравнению с ней Тринити выглядела почти невзрачно. Больше всего на свете Тринити была похожа на херувима, а Теннесси на что-то, созданное дьяволом, чтобы заманить вас в грех.

Однако, в отличие от своей сестры, медсестра Тернер не обладала манерами у постели дикого кабана, так что я не возражал против того, чтобы она работала под моим началом, даже если она брала пятьсот отпускных дней в году.

— Не спрашивай. — Хриплый смешок вырвался у меня.

— Хорошо. Тогда позволь мне спросить тебя еще кое о чем.— Она повернулась ко мне лицом. Ее руки были припаркованы на талии, одетые в бледно-голубую униформу медсестры. — Можешь сделать мне одолжение?

— Конечно, сестренка.

Я тепло улыбнулся. Я также добавил «сестрёнка», чтобы убедиться, что она не понимает ничего из того, что я хотел сделать, включая ее.

Лучше быть в безопасности, чем сожалеть, когда ты официальный красавчик города. Хотя люди продолжали путать меня с