Девушка подняла на него свои глубокие глаза и улыбнулась:

— Ты очень внимательный. Спасибо.

Они просидели всю ночь на террасе, разговаривая обо всем на свете. Время пролетело незаметно. Мунко давно не чувствовал такого умиротворения. В то же время он был весь напряжен. Эта ситуация являлась для него непривычной и пугала. Наиболее абсурдным было то, что с ним проводила время девушка, абсолютно безразличная к его материальному положению. Зато она искренне интересовалась его ремеслом, его мыслями, внимательно слушала и с охотой включалась в обсуждение интересующих его вещей.

Назавтра, вернувшись в Улан — Удэ, Мунко привез Ханну в гостиницу, а сам отправился в центральный салон. Домой ехать ему не хотелось, больше из-за того, что пришлось бы видеться с Сэржэной. Он отгонял мысли о ней, словно они омрачали его состояние. Как назвать эти незнакомые доселе ощущения? Это ли любовь? Нет, не может быть, ведь Мунко считал, что у него прививка от любви, стойкий иммунитет, приобретенный в раннем детстве. С юных лет он наблюдал за друзьями. Они знакомились с девчонками. Некоторые подходили для сиюминутных развлечений, в других его друзья влюблялись, кто-то даже женился. И когда его друзья спустя два-три года брака или серьезных отношений начинали жаловаться на избранниц, обвиняя их в том, что на заре знакомства те казались милыми и приятными, а сейчас стали вредными и злыми, Мунко вначале недоумевал. Он не замечал разительных перемен в избранницах друзей. Много позже пришло осознание, что сама по себе любовь — это не дар Божий, а лишь совокупность физиологических процессов. Так задумано природой — вначале человек кажется идеальным, гормоны заставляют мозг не замечать недостатков, появляется эйфория. Спустя время организм устает работать в этом режиме. И лицо любимой, вначале воспринимаемое самым красивым, незаметно превращается в обычное, на нем вдруг появляются хоть и мелкие, но вполне себе заметные недостатки. Ее голос уже не звучит волшебной мелодией, в нем проскальзывают противные визгливые нотки. Самые нежные пальцы самого лучшего человека постепенно превращаются в посредственные, совсем как у обычных людей, и больше не вызывают трепета их ранее опьяняющие прикосновения. Все те чувства Мунко понимал лишь разумом, но ощутить их сердцем ему никогда не удавалось. Сейчас же, не переставая думать о Ханне, не мог разобраться в себе. С этой девушкой хотелось проводить все время, не отходя ни на минуту. Смотреть на нее, растворяться в звуках ее голоса, любоваться, держать за руку, наслаждаться её присутствием, обнимать и никогда-никогда не отпускать. Неужели влюбился?

В своей мастерской, совмещенной с рабочим кабинетом, Мунко испытал непреодолимую тягу изготовить кольцо. Он взял в руки маленький серебряный кусочек. "Нет, слишком холодно". Внутри все пылало, и ему нужно, чтобы работа отражала его состояние. Так Мунко работал с серебром, из раза в раз выливая холод души своей в блестящий поток благородного металла. С золотом ему никогда не удавалось найти подобного единения. Материал словно оставался закрытым для него. Только не сегодня. В ту ночь золото открылось мастеру, словно поняло и приняло его внутреннее состояние. Он посмотрел на готовое изделие — кольцо в виде змеи с ангельскими крыльями и с утонченной короной на голове сверкало каждой чешуйкой и каждым перышком.

— Изумительно!

Сил включить кондиционер не осталось, и Мунко прилег на кожаный диванчик прямо в мастерской. Ему приснился сон, которого он не видел с юных лет, когда только начинал заниматься ювелирным ремеслом. Он сидит в полной тишине в темной кузнице, по лицу стекают капельки пота, глаза слезятся от блеска расплавленного в огне металла. В кузницу постучались, дверь за спиной со скрипом отворилась, захотелось посмотреть, кто пришел, а оглядываться нельзя.

— Мункоха, здорово, — голос Бато вернул в реальность. — Ты чего здесь спишь? Из дома выгнали?

— Я заработался.

— Ну и духота здесь у тебя! — Бато включил кондиционер и подошел к столу. — Ох, ничего себе! Братан, ты наконец освоил золото?

Бато изумленно смотрел на кольцо, изготовленное минувшей ночью. Мунко протер ладонями лицо, отгоняя остатки сна.

— Не поверишь, для этого потребовалась женщина.

— В смысле? А! Ты про эту американку. Никак влюбился? Или откуда такое вдохновение?

— Батоха, скажи честно, действительно стоящая вещь или мне на эмоциях так кажется? У меня из золота никогда не получалось делать украшения с душой.

— Я тебе зуб даю, что ты с золотом подружился. По крайней мере, в этот раз. Змея это зло, сила, агрессия, но тебе удалось изобразить ее очень самобытно. От кольца веет теплом и уверенностью. В серебре она бы смотрелась совсем иначе. Похвально, друг. Думаю, мы заработаем неплохие денежки в скором времени. Поручай пиарщикам готовить презентацию. Я уже вижу рекламный щит "Алташа-дархан презентует новую коллекцию".

— Что? Алташа-дархан?

— Это высшая степень мастерства. Раньше существовало три вида кузнецов, дарханов: тумэрше, работающие с обычным металлом, мунгэшэ — ювелиры, которые изготавливали серебряные украшения, и алташа — высшая каста, которой доступно его величество золото. Расскажем, что тебе было, например, видение, или явился древний дух, и ты освоил мастерство алташа-дарханов. Ох, вот шума поднимем!

— Нет, не сейчас. Ты нашел сведения о кузнеце, который изготовил тот нож?

— Естественно. Так что с тебя причитается. Автор изделия — как раз-таки твой коллега, можно сказать, мунгэше-дархан, в миру более известен как товарищ Ошор Бимбаевич Раднаев. Родился в улусе Хойтогол в 1881 году, скончался в 1952 году в Иркутской тюрьме, его репрессировали после войны. Всю жизнь занимался кузнечным делом, с ранних лет вплоть до ареста проживал в Кырене. Четверо его сыновей погибли на фронте один за другим с 1944 по 1945 годы, пятый сын вернулся, но в 1947 году умер от полученных ран. У него были еще дочери, но о них данных нет, чтобы найти их, нужно время.

***

Дулма, август 1955 года

— Дурочка, соглашайся! Собираешься помереть старой девой? У других один мужик на несколько семей, а тебя замуж зовут, нечего кабениться! — младшая сестренка Дулмы, недавно второй раз ставшая матерью, не сдерживала эмоций. Дулма осталась в отчем доме полноправной хозяйкой. Вот уже который год ее звал замуж односельчанин, давний ее поклонник — тракторист Бадма. — Ну и что, подумаешь, выпивает иногда! Кто не выпивает сейчас? Тем более, он все четыре года отвоевал, думаешь, война бесследно для его нервов прошла? Зато не дебоширит, не дерется. Работящий и здоровый — руки-ноги на месте. Чего тебе еще надо?

Дулма знала, чего ей надо, и понимала, что мечта ее никогда не сбудется, но все равно по какой-то причине ждала своего