мне, как твоя мама…

— Почему это? Звучит, между прочим, очень обидно!

— Не в этом дело. Точнее… О, прости! Меня отправляют в Монголию на год…

Лиза не расстроилась. Ее радость не могло омрачить ничто. В этот раз она нутром чувствовала: ребенок родится, родится мальчик. Сын! Наследник. Она не стала слушать заверения врача о том, что здоровье ее сильно пошатнулось после трех выкидышей и надо бы повременить с беременностью. Не хотела следовать казавшимся ненужными рекомендациям, наслаждаясь своим удивительным состоянием в предвкушении чуда.

Нургали уехал в конце зимы. Лиза сразу переехала к родителям. Необходимость жить рядом с поликлиникой отпала. На работе будущая мать теперь появлялась крайне редко, постоянно находясь на сохранении беременности в стационаре.

Нургали нравилось в Монголии. Ему подходил и местный климат, и даже воздух казался чище и суше, чем в Ленинграде. Здесь он впервые за много лет увидел юрты и со смятением понял, что помнит их. В таком доме он жил с матерью в раннем детстве. Он помнил себя маленьким ребенком, бегущим к матери, которая стояла у двери серой невысокой юрты. Вот она улыбается и ласково говорит что-то не на русском. Это все, что вспомнил Нургали о своей прежней жизни. «Что потом стало с матерью? Почему я оказался сиротой и попал в детдом? Вероятно, никогда и не узнаю».

Лето в Монголии показалось засушливым, а ночи — мрачными, густыми и влажными, словно свежие чернила. Дожди хлынули только в конце августа. В последний день лета обещали ясную погоду, поэтому командир назначил внеплановые учения. В пять часов утра все уже находились на своих рабочих местах.

— Товарищ капитан! Вас вызывают в штаб.

— К телефону? — Нургали удивился, ведь обычно родные не звонили ему, зная, что связь есть только в штабе, а сам он звонил строго по субботам.

— Так точно!

В трубке Нургали услышал заплаканный голос тещи.

— Сынок, Лизу увезли с кровотечением! Папа поехал с ней, он весь перепуганный!

Что же такое, Нургали? Он ведь врач! Значит, что-то с ней серьезное!

— Анна Николаевна, пожалуйста, не переживайте! Константин Борисович — прежде всего отец и только потом врач. У нее тяжелая беременность, организм ослаблен, но роды уже через месяц, поэтому, я уверен, ничего страшного не произойдет.

Нургали будто успокаивал себя, а не тещу. Уж кому не знать, что Константин Борисович — профессионал, кремень, не подверженный испугу даже в самых сложных ситуациях. Переговорив с тещей и взяв с нее обещание звонить с появлением новостей, Нургали вернулся к работе.

Мысли его унеслись в Ленинград, к жене и их еще не рожденному ребенку. Впервые в жизни Нургали проводил осмотр летчиков «на автомате», особо не вслушиваясь в разговоры, оставляя без внимания очевидные вещи.

— Крайне непрофессионально, товарищ капитан! Верх безрассудства! — командир в бешенстве стучал кулаком по деревянному столу. — Этот придурок нарушил государственную границу и пролетел над населенным пунктом! Ты хоть понимаешь, что бы с нами всеми сделали, если бы он совершил аварию?!

Как выяснилось, пилот на спор накурился увеселительной смеси, удачно прошел медосмотр перед полетом, а потом смеха ради отклонился от курса, сделав на «Кукурузнике» значительный крюк над Хамар-Дабаном. Дело удалось замять на корню, спасибо командиру. Не уволили ни парня-пилота, ни врача, ни замполита. Но в жизни Нургали в тот день произошло более страшное событие. Вечером, не дождавшись звонка из дома, он сам позвонил сначала Семипольским, правда, никто трубку не поднял. Нургали сразу же попросил соединить с госпиталем, где трудился его тесть. Проработав там все студенческие годы, Нургали знал каждого врача и работника. На звонок ответила медсестра Клара, та самая, которая вместе с Лизой выхаживала его самого после ранения на войне.

— Нургали, родненький! Померла Лизка! Померла, бедная! — Клара плакала навзрыд.

Нургали почувствовал, как по его щеке стекает обжигающая слеза. Лиза, его Лизавета, так беззаветно ухаживающая за ним в военном госпитале, всегда кроткая, смиренная, скромная, с восхищением на него смотрящая. Чем заслужила она столь раннюю смерть? Бедные родители! Наверняка они раздавлены горем, ведь Лиза — их единственная, любимая дочь. А если и ребенок не выживет? Нет, Нургали никогда не оставит этих людей, ставших ему роднее всех на свете. Черт с ней, со службой! Надо возвращаться.

В сентябре 1955-го года Нургали переведен на должность терапевта в поликлинику по месту жительства в г. Ленинград из-за необходимости воспитания оставшегося без матери сына. Ребенок, хоть и родился восьмимесячным, оказался крепеньким. Назвали его, как и мечтала Лиза, Костей, в честь Константина Борисовича. Нургали с сыном снова переехал к Семипольским. Анна Николаевна ушла на пенсию, чтобы в полной мере заботиться об осиротевшем внуке. В нем она нашла новый смысл жизни. Нургали и Константин Борисович продолжали работать.

Когда маленький Костик пошел в школу, умер Константин Борисович. Как истинный врач, он не оставил свою работу до самой смерти. Умер без мучений, от остановки сердца, будучи в отпуске, который взял, чтобы первое время провожать внука до школы, ведь у Анны Николаевны начали болеть ноги.

— Теперь мне надо продержаться, пока ты в институт не поступишь, — пообещала Костику Анна Николаевна, и слово свое сдержала.

За школьные годы Костя выучил немецкий и английский, во многом благодаря именно бабушке, которая по большей части говорила с ним только на иностранных языках. Нургали видел в сыне врача, продолжателя семейной династии. Однако, Костя уперся — его интересовали только международные отношения, с чем молодой человек и связал свою жизнь. Пары с утра, с обеда — библиотека и друзья. Учеба давалась Косте легко. Бабушка не могла нарадоваться, глядя на внука и узнавая в нем дочь, ее веселый нрав в юности и острый ум. Окончив сессию на одни «пятерки» и заслужив повышенную стипендию, Костя собрался отметить это событие с друзьями.

— Сынок, у бабушки давление высокое сегодня, а мне на дежурство. Я бы подменился, но не с кем. Ты уж, пожалуйста, сегодня никуда не ходи, посиди с бабушкой.

— Хорошо, пап, — Костя был послушным и беззаветно любил свою бабушку, потому согласился остаться дома, хоть гулять ему тогда сильно хотелось. Тем более, на вечеринку собиралась девочка, которая ему очень нравилась. Ну что поделать, девочек у него много будет, а бабушка всего одна.

Когда отец ушел, Анна Николаевна заговорщически принесла выстиранные и отутюженные джинсы Кости и сказала:

— Костик, я пошла спать, а ты иди и решай свои вопросы, договорились?

— Ба, ты чего? Я тебя не оставлю.

— Мне уже лучше стало, не беспокойся. И таблетку я выпила, которую папа