— Я столько лет тебя не видел, Вицеллий. Даже и не ожидал уже и встретить-то, — сказал Нактидий и расстелил свое пузо по мягкой обивке.

— Прошло полвека с тех пор, как я занял тебе триста сеттов. Помнишь?

— Как же мне забыть твою щедрость, друг? — улыбнулся Нактидий. При всем его напускном радушии выглядел помощник казначея неприятно — как обыкновенный алчный и наглый златожорец.

— Я хочу забрать восемьсот сеттов.

— Да-да… — медленно изрек Нактидий. — Ну ты для начала расскажи о себе, о сыне. Где ты был все тридцать лет?

Рядом с вазой, расписанной серой краской — дешевым заделом под серебро, стояла деревянная лошадка-качалка. На низком столике у стены Юлиан заметил женский гребень. Однако никто, кроме банкира, не вышел приветствовать гостей: ни слуги, ни семья. Над домом нависла гнетущая тишина. Отчетливо были слышны как потирания толстым задом банкира об уже старую мебель, так и певчие веселые трели в саду в задках дома.

— Я долгое время жил в Ноэле, воспитывал единственного сына.

— Он у тебя, дружище, как истинный северянин. Давненько я не видал таких черных волос и синих глаз, — Нактидий фальшиво улыбнулся. — Хороший мальчик вырос. Как прошло ваше путешествие? Не столкнулись со злющими гарпиями в Ор’Ташкайе? Говорят, они облюбовали Косой утес у порта. С неделю назад туда отправили отряд магов и веномансеров.

— Нет, мы проделали путь верхом, через Детхай и Дюльмелию.

— Славно, славно… — после задумчивого бормотания Нактидий осторожно прислушался, и, ничего не услышав, продолжил сыпать вопросами. — Тогда как прошло конное путешествие? Расскажи же мне все, мой любимый друг, мой верный товарищ. Я так давно тебя видел, что не терпится все узнать.

И вот Юлиан услышал далекий и многочисленный топот. На лице Вицеллия воцарилась умиротворенная улыбка, и он, расслабленный, закинув нога на ногу, пренебрег нарастающим гулом. Рукавом из самой дешевой парчи Нактидий обтер со лба пот и как-то облегченно выдохнул. В воздухе витали фальшь и напряжение. Одна Фийя, сидя на краю козетки, хлопала глазами да невинно улыбалась — она не понимала, о чем толкуют господа.

— Хорошо прошло. В Саддамете столкнулись с рабами, те перебили своих хозяев. Но ты, Нактидий, знаешь, что я — не я, если не смогу выкрутиться.

— Да-да, это я знаю… Кстати, помнишь Иллу?

— Как же его забыть, моего лучшего друга.

— Он… оценил твой прощальный подарок, Вицеллий, — Нактидий поднялся с козетки, дрожащий, и медленно отошел в угол комнаты, якобы разглядывая нагих женщин на картинах. — Его чудом успели спасти, но Илла десять лет был прикован к постели. Он обрадуется встрече с тобой.

— Нактидий. Вы не отправляли письмо в Ноэль, да? — спросил Юлиан.

Нактидий уже стоял в проходе между холлом и гостиной, отступая ко входной двери.

— Какое письмо? — Нактидий едва не опрокинул высокую вазу, пятясь, но успел придержать. — Как я мог написать тому, кто пропал без вести, когда его искало все королевство, чтобы повесить за измену и попытку убийства?

Дверь в особняк с тихим скрипом отворилась. А уже спустя мгновение в гостиную ввалились около двадцати стражей, одетых в полный набор доспехов, от шлемов с выгравированными ветвями деревьев до латных сапог. Зло сверкнули алебарды. На гостей в угрозе нацелились стальные острия, холодно звякнул металл. Фийя вскрикнула. Юлиан сжал челюсти. Вицеллий улыбнулся. Гвардейцы расступились и пропустили высокого по меркам южан, но на полголовы ниже Юлиана, рыцаря, от которого разило дичью — оборотня. Тот жестко глянул сквозь прорези забрала на невозмутимого Вицеллия. Старик растянулся на козетке, отдыхая.

— Глазам своим не верю! — рыкнула стальная фигура. — Как у тебя наглости хватило вернуться, Алый Змей?

— Здравствуй, Гоголос. Это мой сын Юлиан, познакомься.

— Ты с ума сошел!? Еще и сына на виселицу притащил!

— Я не его сын! — произнес Юлиан, встав с козетки.

Тут же в грудь и спину графу уперлись остриями с десяток копий, и тот застыл.

— Встали и пошли за мной! Все! Все вы, Гор’Ахаги, лжецы и ублюдки. По вам давно плачет висельное дерево.

Фийя, доселе сидевшая подобно запуганной мыши, тихо и беззвучно, уставилась на окруженного графа, чью васильковую рубаху пропитала кровь от уколов алебардами.

— Тео, тео, что это… — зашептала она, дрожа.

— Вставай! — крикнул Гоголос айорке.

Служанка вздрогнула от рыка, расплакалась, но так ничего и не поняла, ибо языка не знала.

— Фийя, — прохрипел Юлиан на северной речи. — Вставай. Пошли.

— Тео Юлиан не виноват! — вдруг закричала Фийя надрывно, глаза ее зажглись лихорадкой, грудь заходила ходуном. — Господин Вицеллий… Это все он!

— Помолчи! — прошипел Юлиан.

— Тео Юлиан, — взмолилась, рыдая, девушка, — скажите же им…

Вицеллий нахмурился, взгляд его, колючий и опасный, вцепился в Фийю, и та вдруг замолкла. Не успела айорка и слова сказать, как ее подкинуло с козетки. Озлобленная стража тут же направила на Фийю, острия копий. В диком безумии служанка неестественно дернулась, извернулась, и тело ее швырнуло будто бы какой-то силой на графа.

— Фийя! — вскрикнул Юлиан.

Охнув, айорка уже ясным взглядом посмотрела на свою грудь. На платье расплылось кровавое пятно от упирающегося в него наконечника. Тот вошел на пол-ладони вглубь, к сердцу, а ошеломленный молодой стражник, очнувшись от забытья, испуганно выдернул алебарду.

Фийя качнулась. Юлиан попытался сделать к ней шаг — ему не позволили. Ноги служанки подогнулись, она со стоном осела на колени, за козетку, и застонала. Тоненькой ручкой с колышущимся на запястье браслетиком, подаренным графом, схватилась за платье, напитанное кровью.

— Дайте мне ей помочь! — взревел граф.

— Праотцы помогут, — был ответ Гоголоса.

Меж тем, Вицеллий встретился взглядом с безумными синими глазами графа. И весело рассмеялся. Это стало последней каплей.

Не раздумывая, Юлиан поднырнул вниз и в сторону веномансера. Нанес быстрый удар в зазор между доспехами ближайшего стражника, вставшего на пути. Тот покачнулся и завалился на козетку. Истрепанный диванчик опрокинулся, обнажив взору свернувшуюся в клубок Фийю. Айорка тихонечко, но так громко, постанывала от боли, как щенок, и глядела на графа полными слез глазами. Юлиан умудрился свернуть шею еще одному, получил два болезненных укола в плечо, увернулся, снова поднырнул и хватил по затылку попавшегося под руку стражника локтем. С болезненным завыванием, захлебнувшись воздухом, стражник по инерции пробежал вперед, кувыркнулся и грохнулся на деревянную лошадку-качалку. Хрустнул позвоночный столб — игрушка оказалась крепкой, крепче здоровенного мужика. Фийя замерла, а ее молчаливый и словно укоряющий взгляд теперь следил за графом. Тот не знал, что делать. Впереди выросла сплошная металлическая стена — где-то за ней спрятался Вицеллий. Юлиана трусило и колотило, шатало от злобы и ярости. Его схватили за волосы и попытались завалить, а стражники, перебравшись через козетку, накинулись всем гуртом. «Хотят взять живьем», — подумал быстро Юлиан, и, отшвырнув еще одного несчастного, снова нашел глазами Вицеллия. Алого Змея, покорного и смиренного, уже увели к выходу, где из-за дверного проема выглядывал Нактидий, но веномансер продолжал оборачиваться. И улыбаться.