class="p1">— Тогда кто ее и куда везет?! Кто ты вообще такая? — Фауст не на шутку разозлился, потому что эта мадам определенно не хотела выбирать милые слова для поддержания их неловкой беседы, и это несмотря на то, что он изо всех сил старался держать себя в руках. — Объяснись!

Зола собиралась что-то сказать, но столько мыслей столкнулось в ее голове в одно мгновение, что она не нашла ничего лучше, кроме как вздохнуть и упасть на землю, прямиком в снег. Фауст, мягко говоря, удивился такому исходу.

Приподнявшись, Зола сняла с себя стальные перчатки, помявшиеся от ударов по доспеху Фауста, и, метнув их в сторону, все же решилась пояснить случившееся.

— От нас с тобой очень удобно избавились, друг… — она коснулась рукой снега, слепив миниатюрный снежок, и метнула его как можно дальше. — Как я поняла, твою подругу использовали так, что она отправила нас в небытие. Таково мое предположение.

— Использовали? Кто ее использовал?.. — все же опустив кулаки, уточнил он.

— Там было много людей на подходе, и один… человечек меня заинтересовал, — судя по всему, Зола сейчас была не на шутку расстроена, ибо в ее голосе пропал какой-либо энтузиазм. — Я знаю этого человека, это… существо. Она была там не просто так.

Она взглянула на Фауста, и он определенно ждал дальнейших уточнений, потому что ее слова не давали ему, в общем-то, ничего. Он и так уже понял, что они были не одни.

— Все, что я могу тебе рассказать, не будет иметь смысла до тех пор, пока мы не выберемся отсюда, поэтому это будет моим гарантом того, чтобы ты не решил свалить без меня, — сделав долгую паузу, она поднялась на ноги, оглянувшись на окрестности, которые, кажется, печалили ее. — Впрочем, я не уверена, что мы отсюда выберемся.

— Почему?

— Это… прошлое… — не без любви в голосе сказала Зола, будто восхищаясь собственным предположением. — Далекое, далекое прошлое… очень далекое…

Фауст понимал, что это вероятнее всего север, потому что этот образ бескрайних полей, за снежной метелью которых скрывались горы, засел в его голове достаточно сильно, но вот назвать временной промежуток он не решался. Да и причины предполагать, что это именно прошлое, у него не было. Но Зола, кажется, была уверена в своем утверждении.

А это, в свою очередь, могло значить лишь одно, учитывая, что именно Андромеда отправила их сюда.

— Нас не могли отправить в прошлое, значит, мы очутились в Астрале, и теперь мы видим твои искаженные воспоминания… — именно к такому умозаключению пришел Фауст, и оно звучало достаточно правдоподобно, если брать во внимание способности Андромеды и ее намерения в отношении их врага. — И в насколько же далеком прошлом мы оказались? Ну, знаешь, хотя бы до или после «Катаклизма», если угодно…

— До «Конца Времен»… — расплывшись в улыбке, с теплом сказала она. — Прекрасное время, когда люди, подобные тебе, не считали путешествия во времени чем-то невозможным. Времена, когда драконы еще не считались мифом…

Дракона это лишь миф — это знает каждый. И хоть существует Фауст, рожденный от союза дракона и человеческой особи, и существуют книги, в которых появление драконов подтверждено настолько, насколько бумажные страницы вообще могут это утвердить, люди предпочитают себя тешить мыслью о том, что драконов никогда не существовало. Успокаивать себя тем, что не мог же целый вид могучих драконов просто взять и исчезнуть. Но все понимают, что это неправда, и этому нет никакого объяснения.

По крайней мере, истина была утеряна. Остались лишь предположения.

— До «Конца Времен»? Насколько же ты одержима этими временами, если твое сознание решилось отправить нас прямиком в твой выдуманный мирок…

— Ты не прав… — с сожалением взглянув ему в глаза, сказала Зола. — Мое сердце трепещет о прошлом, но не потому, что я восхищена им, ибо восхищаться здесь было нечему — настолько жестокое, беспощадное время еще стоит поискать. Все дело в том, что я родилась здесь… на севере. На севере, что застрял далеко-далеко в прошлом.

Фауст уже поспешил возразить, потому что это в принципе было невозможно, но, вспомнив слова Андромеды о проклятых бессмертием людях, исчезнувших уже давно, слова Золы и впрямь приобретали смысл, от чего становилось еще более жутко. Жутко, что насколько старый человек стоял перед ним — и на старуху она отнюдь была не похожа. И дело даже не во внешности, а в том, что она может быть старее мира всего.

Учитывая, с какой любовью она сейчас говорила об этом «времени», с какой радостью она смотрела на эти заснеженные поля, зная, что они находятся в ловушке… Фауст и впрямь поверил в то, что перед ним стоит бессмертная. Та самая бессмертная, кои были в мире еще до того, как случился «Конец Времен», который сейчас уже принято считать за байку, а не за реальность.

Прямо как в случае с драконами.

— Спрошу еще раз: ты кто? — все же поумерив пыл, переспросил Фауст.

— Мое настоящее имя уже давно забыто, но я позволяю себя называть именем «Зола», как ты уже понял… — она полностью развернулась к нему, и ее глаза заполонил нескончаемый холод: не сожаление, не грусть, но неописуемая печаль, которую Фаусту ранее не доводилось видеть. — Первая и последняя. Первая бессмертная, и последняя из «Девяти». Золой меня называют очень редко, все остальные зовут меня… «Девятой».

Фауст был не понаслышке знаком с «Девятью», ведь так называемый «Первый» был его учителем в Коллегии, и если Зола и в самом деле Девятая, то это встреча становилась еще более… судьбоносной. Впрочем, Первый рассказывал о ней так мало, что почти ничего.

— Если о том, что я одна из «Девяти», знает каждый бездомный на востоке, то о том, что я первая бессмертная, знают лишь единицы. Считай это моим признанием, Фауст Эмбер.

А вот упоминание второй части его имени и впрямь было неожиданным. Но, учитывая, как ловко она подловила их на границе востока, Фауст совсем не удивиться даже в том случае, если она прямо сейчас расскажет, какой цвет и форму имеет его рубашка. Да и не только рубашка, но и нижнее белье… ей наверняка известно все.

Она просто играла с ним.

— Значит, мне не нужно представляться?

— Наследник драконов, охотник на монстров, аспирант Коллегии… — перечисляя «заслуги» Фауста, Девятая сделала из них скорее посмешище, нежели что-то достойное, чему поспособствовала ее гадкая ухмылка на лице. — Нет, в этом нет никакой необходимости, ящерка.

— Избавь меня от своего самодовольного лица, из-за которого все перечисленное тобой покрывается необъяснимым стыдом… — прикрыв лицо ладонью, попросил Фауст. — Спасибо