— Не угадала, — бросила я как бы небрежно. — Валентин Петрович всего лишь запускал свои руки в мои волосы в то время, пока уговаривал стать его любовницей. Оттого я теперь такая растрёпанная.

Небрежно пригладила волосы и улыбнулась.

Катька и подружки хихикнули, но как-то нервно. Осмотрели меня с головы до ног, а потом еще пристальней с ног до головы.

— Трепло! — выдала Катька. — Вэл на тебя и не посмотрит.

Я лишь пожала плечами и прошла мимо, посмеиваясь про себя. Вот так, приврала бы, сказала, к примеру, что меня действительно наказали за выходку на лекции — и все б поверили. А сказала правду, приняли за шутку. Потрясная штука этот имидж. Я так долго представлялась всем заучкой и синим чулком, что никто даже представить меня другой не может. А, между прочим, напрасно.

— Родная, ты в последнее время стала так хорошо выглядеть. — С нежной улыбкой мама коснулась моих распущенных волос. — Наверное, это весна…

Она с тоской глянула в окно. В этот момент на ее все еще красивом, несмотря на тяжелую болезнь и лишения, лице появился некий оттенок сладкой грусти. Как будто мама уносилась мыслями туда, где была безмятежно счастлива.

А ведь она у меня красавица.

Я еще помнила ее другой, с роскошными волосами такого же, как у меня, оттенка. Без этих постоянных синяков и кровоподтеков, одышки и тусклого, словно угасающего взгляда. До болезни моя мама была успешным адвокатом, не проигравшим ни одного дела. Мы жили в хорошем доме, ездили на юг дважды в год. А потом страшный диагноз, постоянное хождение по клиникам, и мама, все больше напоминавшая тень себя смой.

— Всего лишь распустила волосы, — отозвалась я. — Заколка сломалась, только и всего.

Это была ложь. Я и сама замечала, что сильно изменилась за последние дни. И дело даже не во внешности, скорее, эти изменения внутренние. Я стала чувствовать себя иначе, иначе воспринимать окружающий мир, себя саму. А главное — свое собственное тело. Начала прислушиваться к его желаниям и потребностям. Поняла, что хочу любви, что изголодалась по ласке и подавленной сексуальности. Многие сверстницы уже давно ведут половую жизнь, а я все откладывала, считала незначительным.

Хотя, дело даже не в сексе.

Мне хотелось несколько иного: ощущать себя любимой и желанной. Особенной для кого-то, кто дорог мне. И кому дорога я.

— Ты, случайно, не влюбилась, деточка?

На лице мамы отобразился неподдельный испуг.

Она всегда предупреждала меня: с парнями надо быть осторожнее. Они выжмут из тебя все соки, окрутят вокруг пальцы, а после выбросят, как отработанный материал. Я всегда подозревала, что у мамы был печальный и болезненный опыт расставания с кем-то важным. Хотя она никогда не рассказывала об этом напрямую, часто думала об этом. Никогда при мне не заводила отношений с мужчинами, а ведь нравилась многим. Еще до болезни…

— Глупости! — усмехнулась я, как будто влюбиться в девятнадцать лет и правда выглядело беспросветной чушью. — Ты же знаешь, мама, это не про меня.

Этот ее постоянный страх отношений, боязнь того, что тобой попользуются и выбросят, передался и мне. Я действительно боялась влюбиться. Боялась привязаться к человеку всей душой, а после остаться у разбитого корыта отношений и всю оставшуюся жизнь сожалеть об этом.

Как мама…

— Да, ты у меня девочка умная и дальновидная, — облегченно вздохнула она, касаясь тонкими пальцами моего лица. — Ты не бросишь свою жизнь к ногам недостойного человека.

Она говорила это так уверенно, что я несколько устыдилась. Собственных чувств и полета разыгравшейся фантазии. В мечтах я уже согласилась на предложение Валентина Петровича и стала не только его любовницей, но и любимой женщиной. Это было так здорово, что по лицу невольно вновь расплывалась эта дурацкая блаженная улыбка.

Но ведь Валентин Петрович — не мальчишка, который думает исключительно о собственном удовлетворении. Наш препод умный и серьезный мужчина, имеющий массу положительных качеств. Разве такой может посмеяться над чужими чувствами?

— Какие планы на выходные? — спросила мама, выводя меня из тревожного раздумья. — Снова поедешь гулять с друзьями?

— Да, на пикник на дачу к Кузнецовым, — соврала и не покраснела. — Если ты, конечно, не против?

Мама не возражала. Она охотно верила, что Катерина Кузнецова — моя добрая подруга, хотя никогда не встречалась с ней лично. Да и отпустить на все выходные — без проблем. Напротив, мама радовалась, что мне не приходится сидеть в четырех стенах, когда на улице все цветет и порхает.

Вот только ни на какой пикник я не собиралась. Тем более не собиралась ехать на дачу к Кузнецовым. Впрочем, если бы матери Катерины вздумалось обратиться в клининговую компанию «Бистро чисто», я вполне могла приехать на вызов. И провести генеральную уборку, пока хозяева дачи и правда готовят барбекю и наслаждаются жизнью. Светлана Ивановна, сердобольная хозяйка компании и оператор в одном лице, всегда подбирала для меня хорошие и денежные заказы.

Вот и сегодня не подкачала.

— В двухкомнатной квартире на Ильинской требуется генеральная уборка, — проговорила она, протягивая листок с подробным адресом. — Хозяина не будет до позднего вечера, так что можно не торопиться. Оплата вперед.

Она протянула еще и конверт с приличной суммой. Я едва не запрыгала от радости и горячо поблагодарила хозяйку «Бистро чисто». Заказы в элитном районе достаются нашей маленькой компании не каждый день, крутые хозяева предпочитают более раскрученные предприятия. Так что, можно сказать, я вытащила золотой билет.

Добираться пришлось на метро, волоча на себе тяжеленый рюкзак с принадлежностями. Щетки, аэрозоли, гели, тряпки, перчатки — это только кажется, будто таскать их легко. По отдельности ― может быть. А вот все принадлежности для уборки вкупе весили очень даже немало.

— К кому?

Охранник на первом этаже элитного дома даже не посмотрел мне в лицо и не поздоровался.

— Квартира номер сто тринадцать, — терпеливо пробормотала я. — Генеральная уборка от фирмы «Бистро чисто».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Меня проводили до места назначения, открыли дверь.