Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Высшее образование должно быть бесплатным, — добавил Дон. — В Европе никто не платит двадцать штук в год за бакалавриат. Мои друзья из Европы считают нас, американцев, ненормальными.
Дон часто упоминал своих европейских друзей, но никого из них я еще ни разу не видела. Те его друзья, с кем мы регулярно общались, были родом из Нью-Йорка, Хартфорда, где Дон вырос, и Сан-Франциско, где он жил вплоть до переезда в Нью-Йорк около года тому назад. Большинство этих друзей учились в колледжах, где стоимость обучения превышала двадцать штук в год. Так, его подруга Эллисон, дочь знаменитого писателя и влиятельного редактора, выросла в таунхаусе в Верхнем Ист-Сайде и училась в Беннингтоне с Марком, лучшим другом Дона из Провиденса, из профессорской семьи. Подобно Дону, эти ребята стремились стряхнуть с себя внешние атрибуты привилегированного детства: Эллисон жила в чердачной студии на Мортон-стрит и жаловалась на бедность, но каждый вечер ужинала в ресторанах, а Марк бросил престижный колледж, выучился на краснодеревщика и основал компанию по производству дорогой дизайнерской мебели, офис которой находился в лофте на Четырнадцатой улице, стоившем явно не гроши.
— А тебе не показалось, что с этой квартирой что-то не так? — спросила я.
— Там пол немного наклонный. — Дон пожал плечами, обнял меня и прижал поближе. — Ну и что? За пятьсот баксов в месяц мы все равно ничего лучше не найдем. А тут и станция близко. И все близко. И такой красивый квартал — Северная Восьмая улица! Столько деревьев.
— Деревья, — с улыбкой повторила я, хотя помнила лишь мрачные тени от голых веток на снегу.
Дома Ли и Панкадж сидели за столом и пили пиво с Марком и Эллисон, которых Дон пригласил в гости, но забыл об этом… или забыл сказать мне. Марк и Эллисон нравились мне гораздо больше большинства друзей Дона, но я очень устала.
— Дональд! — воскликнула Ли и помахала забинтованной рукой. — Джоанна! Садитесь с нами, выпейте пива! Мы отмечаем!
Она встала и прижалась к моей холодной щеке своей теплой. На ней было одно из ее очень красивых платьев — глубокого бордового цвета, креповое, с крошечными тканевыми пуговками впереди, — и полный макияж: тональный крем, сгладивший неровности на ее подбородке, тушь, благодаря которой у нее появились ресницы, и темно-красная помада. Ли вымыла голову и высушила волосы; те лежали блестящими волнами. Теперь она выглядела не просто прилично, но восхитительно.
— Я нашла работу, — сообщила она.
— Ого! — удивилась я. Я не считала ее способной на такое. — И что за работа?
— Какая разница? — весело воскликнула Эллисон и чокнулась с Панкаджем, который в ответ ул ыбн улся.
На нем по-прежнему были тонкая армейская куртка и шарф, хотя в квартире было очень жарко. Я попыталась поймать его взгляд. Мы же вместе пережили чрезвычайную ситуацию, значит, между нами теперь должно быть особое понимание. Но Панкадж смотрел куда угодно, только не на меня — на стол, на колени, на свое пиво.
— Эй, дружище, — наконец обратился он к Дону, — как там партия?
Через несколько минут они вышли — сначала Панкадж, потом Ли.
— Мне надо переодеться, — заявила она. — Весь день в этом платье хожу.
— А знаешь, кого представляет мое агентство? — крикнула я ей вслед.
— Томаса Пинчона, — ответила за нее Эл лисон.
Она пила вино из большого синего кубка — единственной посуды в квартире, отдаленно напоминавшей винный бокал. Приходя в гости, Эллисон всегда брала его себе.
— Почти угадала, — ответила я. — Сэлинджера.
Повисла тишина. Эллисон, Марк, Дон — все таращились на меня, разинув рты.
— Возьми, — наконец проговорил Марк и подтолкнул мне пиво.
— Джерома Дэвида Сэлинджера? Серьезно? — Дон наконец очнулся от оцепенения и потрясенно покачал головой.
Я кивнула:
— Он клиент моей начальницы.
Все в комнате заговорили разом.
— А ты с ним разговаривала? — спросил Марк. — Он звонил?
— Он пишет новый роман? — поинтересовалась Эллисон. Губы у нее посинели от вина, как у упыря. — Ходят слухи…
— А сколько лет твоей начальнице? — спросил Дон. — Сэлинджер же начал писать в сороковые.
— И какой он — милый? — подхватила Эллисон. — Многие на него злятся, но мне всегда казалось, что он очень приятный человек, просто хочет, чтобы его все оставили в покое.
— Да никакой он не писатель. Так, много шума из ничего, — с улыбкой произнес Дон.
Марк раздраженно прищурился:
— Ты это серьезно? — Он глотнул пива. — Человек хочет, чтобы его оставили в покое, но это не делает его пустышкой.
Марк, как и Дон, был невысоким, мускулистым и очень привлекательным. Он был похож на кинозвезду 1970-х: голубые глаза, точеные скулы, длинный нос, волнистые светлые волосы. На самом деле он был так красив, что даже мужчины это замечали. А вот его невеста Лиза обладала совершенно непримечательной внешностью — я бы даже сказала, редко встретишь людей столь невзрачных, — и была сдержанной и молчаливой ровно настолько, насколько Марк — открытым и словоохотливым. Дону она не нравилась в том числе поэтому, и он не сомневался, что Марк отменит свадьбу.
— Пару лет назад моя подруга Джесс недолго работала в «Литтл Браун». — Эллисон взглянула на Марка. — Это издатели Сэлинджера. — Марк кивнул. — Она была всего лишь ассистенткой и с Сэлинджером дел не имела, его книгами не занималась. Но ее стол стоял рядом с приемной, и вот однажды она задержалась на работе, а телефон на стойке зазвонил… и звонил очень долго. А было уже полдесятого вечера. Кто звонит в офис так поздно? Наконец она сняла трубку и услышала, как кто-то кричит — реально кричит, — на том конце. «С РУКОПИСЬЮ ВСЕ В ПОРЯДКЕ! — кричал человек. — Я ЕЕ СПАС!» Он говорил еще что-то про пожар и нес всякую малопонятную белиберду, но главное, не говорил, а орал. Джесс решила, что звонил какой-то сумасшедший. — Мы кивали. — И вот на следующий день приходит она на работу, и оказывается…
— Звонил Сэлинджер, — угадал Дон.
— Звонил Сэлинджер, — подтвердила Эллисон, недовольная тем, что сенсационный момент ее истории предугадали. — В его доме был пожар. Дом сгорел. Или полдома… не помню. Но суть в том, что дом горел в