неизвестную путь-дорогу и Гагарины, да не успели. Загремел гром артиллерийской канонады, низкое небо окрасилось кровавым заревом пожаров, и в село ворвались немецкие самокатчики. Семью Гагариных выгнали на улицу. Дом заняли прожорливые вражеские солдаты, которые тут же перерезали всю живность. Пришлось выкопать землянку и поселиться в ней. Жутко было ночами, когда в небе заунывно гудели моторы фашистских самолетов, летящих в сторону Москвы. Алексей Иванович не спал, все прислушивался, не ударят ли советские пушки, беспокойно шептался с Анной Тимофеевной о появившихся вблизи белорусских партизанах, тревожился о Валентине и Зое. Они почти взрослые, а в соседних селах свирепые полицаи угоняли молодежь в неволю.

Ни радио, ни газет, ни писем — никаких вестей о том, что происходит в стране! Но вскоре притаившиеся колхозники почувствовали: фашистам крепко наломали бока. Через село повезли раненых и обмороженных гитлеровских солдат. А затем взбаламученным потоком, но уже с востока на запад, потекли машины, танки, пушки… Пятились остатки эсэсовской дивизии, разгромленной в огромном сражении, развернувшемся под Москвой. Клушинцы ждали близкого часа освобождения. Но фашистам удалось удержаться на оборонительных рубежах, и многострадальное, обглоданное огнем село осталось в их ближних тылах.

Фронт медленно приближался к Клушину. Передовая оказалась в восьми километрах. Село забили немецкие войска. По нему палили из пушек, бомбили. Круглосуточно что-нибудь горело. Горький дым стлался над землей, как туман. Как-то прилетел проворный истребитель и сбросил пачку листовок. Стаей белых голубей они долго и весело кружились в небе, опустились за околицей, на заснеженном лугу. Юрий схватил одну, увидел русские буквы. Огляделся — нет ли поблизости оккупантов: за листовки они карали смертной казнью. Сунул листок за пазуху — и бегом в землянку. Хворая Зоя прочитала, ожила:

— Юрка, победа!

В листовке описывался разгром гитлеровцев на Волге. Радость охватила село. Во всех землянках только и говорили о сокрушении врагов.

Вскоре затряслась земля, и под Клушином советские войска начали наступление. В эти дни случилась большая беда — эсэсовцы забрали Валентина и Зою Гагариных и вместе с другими девушками и парнями, как стадо, пешком погнали на запад.

Но горе не бывает бесконечным. В полночь в крохотное оконце землянки постучали два человека в белых полушубках, в шапках-ушанках, с автоматами, покрытыми изморозью. Советские солдаты дали Алексею Ивановичу закурить и начали расспрашивать. Анна Тимофеевна наварила чугун картошки, покормила приморившихся разведчиков. Юрий проснулся, слушал, рассказывал. Русских солдат интересовали эмблемы на фашистских машинах, и он говорил о пантерах, носорогах, гиенах, запомнившихся ему.

Через день гитлеровцы торопливо сожгли несколько изб и навсегда покинули Клушино. Алексей Иванович вышел навстречу своим и показал места, где фашисты заминировали дорогу, — ночью он тайком наблюдал за работой вражеских саперов. Полковник в высокой смушковой папахе при всем народе объявил Гагарину благодарность и расцеловал, как солдата. Было это в день, когда Юре исполнилось девять лет. День рождения оказался счастливым — начиналась жизнь на освобожденной от врага, хоть и испепеленной, но родной земле!

Алексей Иванович ушел в армию, и остались Гагарины втроем: Анна Тимофеевна, Юра и Боря. В колхозе заправляли женщины, наступило настоящее бабье царство. Юрий отправился в школу. Учились в одной комнате сразу два класса. Не было ни карандашей, ни тетрадей. Писать учились на старых газетах. На уроках арифметики складывали не палочки, а патронные гильзы. Карманы учеников были полны патронами да снарядными осколками.

Бежавшие из неволи и вернувшиеся в село соседи поведали: Валентин и Зоя Гагарины удрали от фашистов и остались служить в Советской Армии до окончательной победы. Почтальон принес треугольничек письма со штампом полевой почты, и Юрий по слогам прочел весточку от Зои. Она сообщала, что служит ветеринарным санитаром в кавалерийском эскадроне. Затем пришло письмо и от Валентина. Он воевал на Т-34 башенным стрелком и не раз сталкивался с фашистскими танками и самоходками.

Обо всем этом мы узнали от Гагарина, пока ехали от Гжатска до Клушина, по хорошо накатанной, ровной, как полотно, дороге, будто вышитой по краям цветами.

Милое, маленькое село возникло перед глазами, как акварельный рисунок. Живописные избы с рябиной и кустами сирени у окон, с резными наличниками. Кругом растут смородина, бересклет, крапива, чернобыльник, куриная слепота. Все близкое, родное, пахучее — то, чего всегда не хватало ему в городах. В этом небольшом селе 9 марта 1934 года и родился он — первый человек, побывавший в космосе. Отец тогда обрадовался — появился на свет еще один колхозник.

— Здесь красовался наш дом, а вон моя школа, а там, на лугу, мы, босые мальчишки, играли в лапту и горелки. Хотелось погонять футбол, но мяча не было.

На открытое лицо Юрия Алексеевича словно тень набежала от облачка. Длинными ресницами он закрыл синие глаза и, наверное, увидел, как прыщеватый фашист пытается повесить на яблоневой ветке его младшего братишку Бориса. Он рассказывал — эта тяжелая сцена была одним из самых сильных впечатлений детства.

— Кажется, всю бы жизнь оставался в Клушине, — полной грудью вдыхая воздух родных полей, проговорил Юрий.

— А почему же уехал? — вызывая на разговор, спросили мы.

— Уехал отец и, как водится, потащил за собой всю семью. Его пригласили в Гжатск отстраивать спаленный город. Он перевез туда из села свой старенький деревянный домишко, быстро и ловко собрал его, И я помогал ему.

Юрия приняли в третий класс гжатской школы при педагогическом училище. На всю жизнь запомнилась молоденькая учительница Нина Васильевна Лебедева. Внимательная, начитанная, она рассказывала ребятам о В. И. Ленине, показывала книжку, в которой был напечатан табель с отметками гимназиста Володи Ульянова — сплошные пятерки.

За школьной партой минуло еще два года, и Юрий, сдав первые в жизни экзамены по русскому языку и арифметике, перевелся в другую школу, в пятый класс. Там его приняли в пионерскую организацию. В доме пионеров он занимался в духовом оркестре и драмкружке, выступал в школьных спектаклях.

Юрий Алексеевич рассказывал с перерывами. Произнесет несколько фраз и замолкнет. Он все оглядывался вокруг, словно заново переживал детство. Все тут пахло теми годами жизни: земля, деревья, настоенный на цветущих травах воздух.

В школе организовали технический кружок. Руководил им преподаватель физики, бывший авиатор-фронтовик Лев Михайлович Беспалов. Под его наблюдением ребята смастерили летающую модель самолета, выписали из Москвы игрушечный бензиновый моторчик, установили на фюзеляж, сделанный из камыша, клеем прикрепили крылья. Модель, к великой радости всей школы, взмыла в воздух и, набирая высоту, полетела, проворная, как стрекоза! Довольный успехом, Лев Михайлович пообещал:

— Быть вам, хлопцы, летчиками…

Получив всемирное признание, никого так часто не вспоминал Гагарин, как своего