Я лишь устало отмахнулся в ответ на эту восторженную речь. Мечты моего друга Базилуса были мне прекрасно известны.

— Корисиос, ты ведь сам знаешь, что мое призвание — война! Мне все равно, против кого сражаться. Между головами гельветов, римлян или греков я не вижу разницы. Ты и мой клан — вот против кого я никогда не подниму свой меч. Но я воин! Я не собираюсь всю жизнь кормить свиней и копаться в земле.

В глазах Базилуса горел огонь, его переполняла энергия. Казалось, еще немного — и он бросится рубить кусты и деревья, так как настоящих врагов поблизости пока что не наблюдалось. Мой друг хотел во всем подражать своему герою — великому кельту Бренну[8], который несколько столетий назад вторгся в Рим. Слава и всеобщее уважение были для Базилуса важнее всего на свете, даже важнее собственной жизни. Он протянул мне руку и помог стать на землю. Настало время собираться в долгий путь. Я думаю, что после дядюшки Кельтилла Базилус был вторым человеком, которого боги послали помогать мне. Однако мы, кельты, считаем особенным число три. Значит, должен быть еще кто-то, посланный мне волей богов. Неужели Ванда? Нет, скорее уж Люсия…

Священное место, где все жители нашей деревни поклонялись богам и приносили им жертвы, находилось совсем недалеко от селения, в огромном непроходимом лесу, покрывавшем две гряды холмов. Уже наступила ночь, когда все мы пошли следом за друидами к черной воде. Не произнося ни слова, мы продирались сквозь густые ветви деревьев и колючий кустарник, осторожно ступали по болотистой почве, покрытой темно-зеленым мхом. Под предводительством наших жрецов мы направлялись в самую гущу леса, туда, где боги с благосклонностью принимают приносимые нами жертвы. Все наши чувства обострились, с каждым шагом мы приближались к нашей святыне. Другие народы сооружают для своих богов огромные пирамиды и воздвигают величественные храмы, а наши божества живут в деревьях, ручьях и реках, в небольших камнях и в огромных скалах. Поэтому нам казалось забавным, что, например, римляне пытаются изобразить богов в виде статуй. Наверное, прогулка по Форум Романум[9] вполне могла бы представлять опасность для жизни любого кельта. Почему? Я думаю, что все эти статуи выглядят настолько нелепо и глупо, что, глядя на них, можно умереть от смеха. Конечно, у нас, кельтов, тоже есть вырезанные из дерева или высеченные из камня статуи. Но они изображают не богов, а наших умерших предков, память о которых мы чтим таким образом.

Вдруг идущие впереди меня начали замедлять шаг и останавливаться, и на большой поляне образовался круг. В самом центре возвышался огромный плоский камень, подпертый двумя массивными валунами. Рядом с этим каменным возвышением рос старый ясень, ветви которого склонялись почти до самой земли. Позади дерева, в полутьме, виднелись покрытые мхом менгиры[10]. Один из них перевернулся, второй же прочно стоял на своем основании, возвышаясь над первым.

В темноте они казались немыми силуэтами могущественных богов. Нет, это были не наши, не кельтские менгиры. Задолго до прихода рауриков в эти земли мастера, принадлежавшие кдругому народу, вытесали величественные фигуры и установили их здесь.

Это было священное место. Сантониг поднялся на огромный плоский камень, запрокинул голову и пристально взглянул на черное ночное небо. Все собравшиеся тоже подняли головы, надеясь увидеть добрый знак. По-видимому, весь небосвод затянули густые облака, так что ни друиды, ни мы не увидели звезд.

На земле не было каких-либо линий или знаков, которые указывали бы присутствующим, где начинается священный круг. Тем не менее все мы знали, что ни в коем случае нельзя сделать даже одного шага вперед. Это было священное место, в котором каждый, кто осмелится недооценить силу магии, будет жестоко наказан. Жители нашего селения притихли. Темнота казалась вязкой и густой, как мед, лишь кое-где она отступала, изгнанная с поляны трепещущим пламенем факелов. Я же не мог рассмотреть даже пятна запекшейся крови на покрытой мхом коре ясеня, росшего у каменного алтаря.

Друид Сантониг стал лицом к востоку и поднял вверх руку с золотым серпом. Затем он повернулся в противоположную сторону, на запад, и, сделав шаг вперед, оказался под ветками ясеня. Мы, кельты, считаем ясень священным деревом, так же как омелу считаем священным растением. Она растет на дереве и питается его силой, как дух, живущий в теле. Омела для нас значит больше, чем человеческая жизнь.

Теперь уже все друиды воздели руки к небесам и начали монотонно напевать священные строфы, которые сложили еще наши предки. Это были звуки, которые издавали светила, когда боги создавали землю. Друиды читали священные стихи нашего народа, пересказывали легенды и предания далеких, давно умерших предков.

Должен признаться, что уже тогда у меня возникали определенные сомнения относительно правдивости полных лести сказаний, сложенных в стихотворной форме и читаемых нараспев. Ведь я был учеником друидов, который обязан знать наизусть все, что он слышит от своих учителей. Моя память редко подводила меня, поэтому при необходимости я мог в любой момент продолжить напевать священные строфы с того места, на котором остановились друиды. Народ, который не хранит знания о важнейших событиях в письменном виде, не имеет истории, — лишь мифы и легенды.

Тем не менее я едва слышно напевал вместе с нашими жрецами стихи, которые выучил много лет назад. До сих пор я не забыл ни одного слова! Когда друиды первый раз произнесли имя «Оргеториг», со всех сторон послышался приглушенный шепот. Насколько я знал, Оргеториг — один из самых богатых гельветов — должен был возглавить поход к океану и вести несколько племен одновременно. Однако, когда три года назад начались приготовления к переселению в края сантонов, пошли слухи, что он хочет провозгласить себя царем гельветов. Более того, он вел тайные переговоры с одним из вождей кельтских секванов, а также с вождем эдуев, убеждая их, что каждый должен провозгласить себя царем своего народа. Втроем они собирались властвовать во всей Галлии.

Но у кельтских тайных союзов есть один огромный недостаток. В них столько же тайного, сколько в решениях о начале жатвы, принимаемых старейшинами галльских деревень. Так и получилось, что вместо трона Оргеториг оказался на пароме, который благополучно доставил его в царство мертвых. Новым вождем избрали старика Дивикона. Около пятидесяти лет назад он присоединился к походу германских кимвров[11], которые тогда двигались с севера на юг, словно лавина, сметавшая все на своем пути. У Гарумны молодой вождь Дивикон уничтожил легионы римского консула Кассия Лонгина и продал взятых в плен солдат в рабство. Как всегда, у кельтов хватило мужества и отваги, чтобы выиграть важную битву, но не хватило разума и дальновидности воспользоваться ею. В те времена мы захватывали в плен римских солдат и продавали их в рабство, можно сказать, ради развлечения, а тот поход на юг казался кельтам неплохой возможностью весело провести время. Именно тогда мы завязали дружбу с сантонами, жившими на побережье Атлантикуса. И стали враждовать с римлянами.