Дядюшка Кельтилл подошел ко мне и показал телегу, на которой я должен был проделать весь путь до Генавы. Он решил усадить меня среди кусков засоленного мяса и слитков свинца полуцилиндрической формы.

Небольшое углубление, которое оставили для меня в самом центре телеги, было выложено соломой, чтобы меня не слишком сильно трясло на ухабах. Дядюшка Кельтилл знал, что от тряски мои мускулы напрягаются до предела и тогда я испытываю страшную боль. Мы молча прошли к одному из домов, расположенных на самом краю селения. Оттуда мы бы сразу увидели приближающихся всадников. Но в долине за пределами нашего селения ни я, ни дядюшка Кельтилл никого не заметили.

Ветер изменил направление. Сейчас воздух наполнял едкий запах гари, который, казалось, предвещал приближение смерти. Ариалбиннум все еще горел. Мы оба знали, что в последний раз смотрим на эту долину при дневном свете. Завтра на рассвете все дома в нашей деревне тоже будут пылать, но огню их предадут не наши враги, а мы сами.

Дядюшка Кельтилл помог мне присесть, а затем сам опустился на траву рядом со мной. Люсия начала играть кожаным ремешком на моей обуви. Я хотел сказать Кельтиллу, что Ванда с каждым днем становится все более дерзкой, и посоветовать ему забрать свой подарок — дорогие застежки. Но промолчал. Дядюшка Кельтилл протянул мне туго набитый кожаный кошелек.

— Корисиос, — начал он неуверенно, — если вы видели германских всадников…

Он запнулся. Не знаю, что мешало говорить ему четко и уверенно — тревога о моем будущем или вино, которого он за этот день наверняка выпил немало. Честно говоря, его пристрастие к этому напитку начинало меня сильно беспокоить. От Кельтилла исходил резкий запах винных паров, лука и чеснока. Аромат, мягко говоря, не из приятных.

— Да, — раздраженно подтвердил я. — Мы видели германских всадников. Я уверен, что они осматривали местность.

— Если вы видели несколько германцев на конях, значит, где-то рядом их основные отряды… Тысячи всадников…

Дядюшка Кельтилл вновь запнулся. Ощупав сквозь кожу содержимое кошелька, я понял, что он набит золотыми слитками и монетами. Судя по весу, можно было сделать вывод, что в нем целое состояние.

Кельтилл задумчиво смотрел вдаль.

— Как только боги в священных болотах скажут свое слово, мы отправимся в путь. Но не позже, чем над горизонтом поднимется солнце. Мы должны покинуть селение до рассвета. Корисиос, в этом кошельке кельтское золото и римские серебряные денарии. Не такая большая сумма, как тебе, возможно, хотелось бы, но с этими деньгами ты сможешь поселиться в Массилии. Еще в прошлом году я поговорил с Кретосом, и он согласился опекать тебя на первых порах. Он возьмет тебя в обучение, а способности наверняка позволят тебе быстро усвоить необходимые знания и стать купцом. Он обещал мне позаботиться о тебе, Корисиос. Напомни ему об этом!

— А как же Атлантикус? Неужели ты думаешь, что мы никогда не увидим океан? Не поселимся в плодородных землях сантонов?

— Мне приснился сон, Корисиос… Я видел, как ты отчаянно борешься за свою жизнь, окруженный со всех сторон бурным потоком…

— Значит, я наверняка дойду до самого Атлантикуса, дядюшка!

— Нет, — прошептал едва слышно Кельтилл. — Это была не вода. Все вокруг заливала кровь. Я никак не мог понять, откуда ее столько. Сотни тысяч человек должны погибнуть, чтобы залить все вокруг соком жизни…

— Но я же выжил? — неуверенно спросил я.

Дядюшка Кельтилл молча кивнул в ответ.

— А дальше? Что было дальше? Я стал друидом?

— Не знаю, — сказал Кельтилл. — Об этом боги мне не поведали.

— Неужели ты считаешь, что я никогда не стану друидом? — удивился я.

— Ты слишком сильно любишь вино. — Кельтилл усмехнулся и протянул мне золотой амулет в виде колеса, которое у нас, кельтов, является символом бога Тараниса.

— Когда я стал солдатом римской армии, Таранис всегда защищал меня во время битв и мучительных пеших переходов. Пусть теперь этот амулет приносит удачу тебе. Кто знает, может быть, однажды ты будешь жить среди римлян.

Я не решился спросить, что означает это замечание, и промолчал.

— Настанет день, когда мы с тобой увидимся вновь, Корисиос. Пусть и не в этой жизни.

Я заметил, что по впалым щекам дядюшки Кельтилла катятся крупные слезы. Почему-то я почувствовал себя ужасно неловко — можно даже сказать, что мне стало стыдно, — и взглянул на Люсию, которая, стараясь привлечь к себе внимание, начала лизать мою левую руку. Лишь сейчас я осознал, как много сделал для меня дядюшка Кельтилл, и когда он совершенно неожиданно обнял меня и крепко прижал к себе, я тоже не стал сдерживать слезы — они ручьем потекли по лицу. Все же он был самым хорошим человеком из тех, кого боги послали мне на моем долгом и трудном жизненном пути!

Я подошел к ручью и уселся, свесив ноги с двух сторон, словно это был мой конь, на огромный высохший ствол дерева, которое много лет назад вывернуло с корнем во время сильной бури. Напрягая слух, я пытался уловить голоса богов воды, однако услышать мне удалось только чириканье птиц и шелест листвы на ветру. Я был совершенно один.

— Корисиос?

Я не заметил, как сзади подошел Базилус. Он уселся на ствол дерева напротив меня. С самого детства мы любили сидеть вот так, представляя себе, будто несемся на этом деревянном коне по долинам и лесам, рубя головы германцев и римлян направо и налево. Базилусу, так же как и мне, было семнадцать лет, но, должен признать, выглядел он гораздо старше и внушал почтение одним своим видом. В нашем селении все считали его ловким охотником и бесстрашным воином. Однажды во время охоты он повздорил из-за добычи с несколькими кельтскими секванами. Когда же Базилус вернулся домой, у его седла болтались две отрубленные головы, подвешенные за волосы. По совершенно не понятным мне причинам он решил подружиться со мной, еще когда мы были маленькими мальчиками. Нас многое связывало, и мы готовы были отдать друг за друга жизнь.

— Честно говоря, Корисиос, идея отправиться в края сантонов мне не по душе. Что ждет нас там? Неужели нам придется стать крестьянами, которые выращивают скот и год за годом засевают поля?

— Лишь богам известно, какая участь уготована нам, — пошутил я.

— Ты говоришь, боги… Корисиос, если честно, то я даже не представляю, чем они занимаются в данный момент. Наверняка чем угодно, но только не моей судьбой. Если тебе удастся поговорить хоть с одним из них, то будь так добр, намекни, что твой друг Базилус с гораздо большим удовольствием отправился бы с тобой в Массилию или стал бы римским легионером.

— Если бы я мог выбирать, то предложил бы тебе отправиться вместе со мной в Массилию. Я надеюсь, что ты никогда не пойдешь на службу к римлянам, ведь если я стану друидом, вполне возможно, что нам придется поднять друг на друга руку! — Я рассмеялся.

— Боюсь, что я никогда не смогу понять, что дурного тебе сделали римляне, Корисиос! Даже вольноотпущенный раб может стать в этом великом городе богатым и уважаемым человеком. Если бы твоему отцу удалось прослужить какое-то время в одном из легионов, то он наверняка прославился бы своей отвагой! А сейчас ты вполне можешь быть всадником во вспомогательных войсках римской кавалерии! Тогда по окончании срока службы можно стать полноправным гражданином Рима! Только представь себе, Корисиос, твои или мои дети могут появиться на свет, имея те же права, что и коренные жители этого города! Перед ними будут открыты все дороги, они даже смогут стать центурионами в римской армии! А ты, оказавшись в Риме, смог бы читать настоящие книги, утоляя свою жажду знаний. Ни один друид не может помешать тебе распоряжаться своей судьбой!