- Так кто, Оля? – пальцы впились в запястья до ломоты. Я поморщилась, начисто потеряв связь с реальностью.

- Ты совсем свихнулся? – всё-таки выдавила. Сглотнула и повела руками. – Мне больно, Тимур. Отпусти!

Он смотрел на меня ещё несколько секунд. Так, будто знал что-то, что было не известно мне самой. Так, будто у ненависти его действительно были причины.

Одна за другой о поддон душевой ударились несколько капель воды и буквально тут же к ним примешался другой стук. Стук… Кто-то стучал в дверь комнаты.

Пальцы Тимура разжались. Толкнув от себя, он поднял с пола полотенце. Швырнул мне.

Сглотнув, я перевела дыхание. Небольшая ванная была слишком тесной. Влажный воздух никак не хотел поступать в лёгкие.

- Оля? – донеслось из комнаты. Рудов…

Поспешно я прижала полотенце к груди. Господи, вот этого только ещё не хватало!

Тимур смотрел на меня, загнанную в угол, растерянную, а на лице его… Это было даже не презрением. Что-то куда более сильное и разрушительное. Что-то, что не поддавалось никаким объяснениям.

- Я принёс твою косметичку, - выговорил он. - Дверь номера была не заперта.

Больше не глядя на меня, Богданов вышел из ванной.  Сквозь шум в ушах из комнаты до меня донёсся голос Романа, короткий, обрывистый ответ Тима. Косметичку? Какую, к чёрту косметичку?!

Я судорожно сжала края полотенце. Косметичка. Я вдруг поняла, что там, в общей комнате, у меня действительно была косметичка. А потом… потом её не было.

- Оля?! – на пороге ванной появился Роман. – Ты…

- Всё в порядке, - нашла в себе силы выговорить я.

- Что он сделал?! – Рудов, кажется, не услышал моих слов. Напряжённый, злой, как дьявол, вглядывался в моё лицо. Взгляд его скользнул по моим плечам, по телу, ногам.

- Ничего, - выдохнула я, постепенно приходя в себя. – Я же сказала, что всё в порядке. Он… он принёс косметичку.

- В душ? – Рудов не верил ни единому моему слову, и это было ясно, как божий день.

- В душ, - неожиданно я вновь почувствовала раздражение.

Только теперь стала понимать, насколько сильно меня трясёт. Ноги подгибались, руки ходили ходуном, кожа горела, хотя внутри всё как будто покрылось инеем.

- Прости, Ром, - добавила примирительно.

- Если он что-то…

- Нет, - заверила я.

Возможно, стоило рассказать о том, что случилось. Но нет. Ни за что. Почему? Потому что рассказывать было нечего. Потому что для начала я должна была сама понять, что это было. Косметичка…

Богданов хотел меня, и я это чувствовала. Чувствовала так явственно, как никогда и ничего прежде. Вот только Рудову знать об этом было не нужно.

- Дай мне несколько минут, - попросила я. – Я оденусь и выйду.

Стоило Роме закрыть дверь, я привалилась к стене и, прикрыв глаза, шумно выдохнула. Коснулась пальцами татуировки.

Завтра произвольная. Только это и имеет сейчас значение. А обо всём остальном… Обо всём остальном я обязательно подумаю. Но только после того, как выйду на лёд и откатаю программу. Откатаю, чёрт подери, пусть даже для этого мне придётся забыть о том, что случилось несколько минут назад. Забыть до завтрашнего вечера, а вот потом…

Что будет потом, я не знала. Знала только, что что-то обязательно будет. Взгляд, которым одарил меня Тим перед тем, как уйти, говорил об этом яснее ясного.

Оля

«Завтра» наступило для меня слишком быстро.

Настроиться на прокат оказалось сложно. Одно дело – дать себе обещание не думать, отбросить всё стороннее, другое – действительно сделать это. Настырные мысли о Тимуре и его непонятном поведении так и лезли в голову, да ещё и мать… О возможной встрече с ней не думать я тоже не могла. Я была уверена, что сегодня она тоже будет наблюдать за мной, и боялась, что опять сорву прокат, потому что не смогу совладать со своими эмоциями.

Маша, как могла, подбадривала меня, но я продолжала в напряжении ходить по номеру в ожидании вечера.

- Слушай, Оль, не переживай, все будет хорошо! Займете вы это третье место и поедете на чемпионат, - Анохина подкрашивала тушью ресницы, рассматривая меня в зеркало.

- Тебе хорошо говорить, ты-то лидируешь, - произнесла со вздохом и бросила взгляд на Машку. - Поэтому, Анохина, крась давай свой глаз и не приставай ко мне.

- Не знала бы тебя, обиделась бы, - буркнула Маша, отложила в сторону тушь, поднялась и подошла ко мне. Положила руки на плечи. - А лидирую я только потому, что каталась первой после заливки льда. Трещинок не было, - мягко улыбнулась она и убрала руки. - Так что, Журавлёва, ты больно-то мной не гордись! Сегодня все решится. Сначала у вас, а потом и у меня.

Улыбка её сменилась сдержанностью. Здесь она была права – всё решится сегодня, и обе мы это понимали, как понимали и другие участники чемпионата.

Отойдя, Маша присела на подлокотник дивана.

- А если серьезно, Ольк, мой тебе совет - поменьше думай. У тебя все проблемы от этого.

- Легко сказать, - грустно улыбнулась. - Но я попытаюсь. Отступать некуда, от сегодняшнего проката зависит, как сложится моя дальнейшая судьба. Да и не только моя, - проговорила я негромко. – Пашу я подвести права не имею. И Рудова тоже.

- Да – согласилась она.

Это её короткое «да» напомнило мне о том, для чего всё. Ради чего.

Когда-то я мечтала о первых местах, стремилась. А потом… Потом забыла о своих мечтах. Но теперь они снова жили во мне, звучали в ударах сердца. чемпионат Европы – первая большая цель. И чтобы достичь её, я должна сегодня сделать то, что должна.

Машка кивнула на столик, за которым недавно сидела сама:

- Давай-ка, приступай. Вам выступать через пару часов, а ты до сих пор не в лучшем виде. Заодно и мысли ненужные выкинешь из головы.

- Зато ты при полном параде, - приподняла бровь и криво усмехнулась

- Именно, - поднявшись, Маша пошла в к ванной, а я уселась к зеркалу и задумчиво покрутила кисточку для век.

В конце концов, Анохина права. Прокат совсем скоро. И я, чёрт возьми, забуду. Тем более о Богданове.

Невольно я посмотрела в сторону ванной, за дверью которой зашумела вода.  О Богданове – в первую очередь.

- «На лед для исполнения произвольной программы приглашаются Ольга Журавлёва и Павел Жаров» - объявил диктор.

Конечно же, я знала. Знала о том, что из всех выступающих на чемпионате пар одинаковая музыка у нас только с одной. С кем именно?  Догадаться об этом было не трудно. До последнего мы, как и Богданов с Каримовой, не объявляли о том, какую композицию выбрали, а потом буквально в один день… Какой бы неприятной неожиданностью это не оказалось, отреагировала я спокойно. Вот только теперь, когда мы находились в одном пространстве, когда атмосфера соревнований окутала нас, абстрагироваться стало труднее.