— Молчать!! Молчать, падла!! Не хулиганить!!

Я опустила трубку на рычаг. За мной с большим интересомследил весь департамент, сгрудившийся у моего стола. Все, кого я собираласьуволить на хрен.

— Это Кручинер, — наконец проговорил Костянсочувственно, — вероятно, у него опять сезонное обострение.

Телефон звонил, не переставая. Костян сказал, что тот всеравно не отстанет, есть только один верный способ. Поднял трубку и кроткоспросил:

— Ефим Наумыч? Да-да… Это наш новый начальник… Хорошо.Обязательно. Вы правы. Непременно. Я уже уволил ее, на хрен. Вот, пока вызвонили.

— Что это?! — спросила я, когда обрела дарречи. — Что он тебе говорил?!

— Как обычно… Сказал, что Синдикат — сборище жидовскихнегодяев, что он сотрет нас с лица земли, что вас он раздавит, как мошку, чтоиз-за нас у него протекает кондиционер…

— …но?!!

— Ну, это же Кручинер…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Microsoft Word, рабочий стол,

папка rossia, файл sindikat

«… как я люблю профессионалов, Мастеров любого дела! Причемс равным благоговением отношусь к мастеру-парикмахеру, мастеру-портному,мастеру-сантехнику, мастеру-писателю, мастеру-музыканту. С Мастерами всегдачувствуешь себя защищенным и счастливым. Вот, Костян — нет такой задачи,которую он не смог бы решить, нет такой розетки, в которую не смог бы включитьвсе, что должно в нее включаться. Нет такого прибора, который бы в егоприсутствии не вытягивался во фрунт и ревностно не исполнял свои функциинаилучшим образом. Порой я просто зову его в кабинет и только затянунеопределенное: — А что, Костян, хорошо бы… — как он уже записывает в свойблокнотик план, расставляет приоритеты и — умчался исполнять. Знает безднувещей, осведомлен о таких деталях и частностях здешнего бытования, о которых яникогда не задумывалась. Он весь длинный, ножищи огромные, лапищи огромные,походка землемера, умен, востер, экономен и хозяйственен, словно синдикатовскоедобро достанется его малышам в наследство. Малышей у него двое —сыновья-погодки. Словом, при Костяне я чувствую себя, как кенгуренок в сумке узаботливой мамаши.

Величайшим мастером оказалась и Маша, мой секретарь, —та самая, что умудряется грубить, одновременно падая в обморок. Она умеетсчитать!!! В уме! Не доставая калькулятора! Я с огромным облегчением немедленноотдала ей на откуп всё столь устрашавшее меня делопроизводство департамента, итеперь, когда она появляется в кабинете — строгая и нелицеприятная, с пачкойкаких-то бумаг для бухгалтерии на подпись, — и я говорю с досадой: — Маша,у меня такая легкая роспись, ее так легко подделать, неужели надо морочить мнеголову с каждой бумажкой! — она отвечает без улыбки: — Как вам не стыдно,Дина, ведь это подлог! — и я покорно подписываю бесчисленные и загадочныедля меня акты, договора и накладные…

Женя — тоже мастер, в еще более таинственной для меняобласти. Она повелитель сакральных долин, компьютерных леса и дола, виденийполных, пещеры сорока разбойников, проникнуть в которую простому смертному,вроде меня, невозможно. Сезам, откройся! — восклицает она каждое утро,вернее, щелкает мышкой, пролетает детскими своими пальчиками по клавишам — и наэкран компьютера всплывают имена и фамилии. О, ба-а-а-за да-а-анны-их! —поется на мотив неаполитанской песни. Таинственная и недоступная для другихорганизаций База данных Синдиката.

Работая, Женя то и дело выкрикивает фамилии, словно достаетдиковинные заморские товары из своих закромов — персидские шали, меха,пряности, благовония, медную посуду, украшения и венецианские ткани:

— Арнольд Низота! Фома Гарбункер! Феня Наконечник!Богдан Мудрак!

— …Все кричат — Не может быть!!! Женя говорит —пожалуйста, убедитесь. Все бросаются к экрану ее компьютера, пожалуйста, —убеждаются…

Каждая еврейская организация, даже новорожденная, даже ивовсе неимущая, считает для себя обязательным сколотить свою собственную базуданных. Причем в каждой организации подозревают, что у конкурента база данныхполнее, евреи отборнее, крупнее, без червоточин. «А у УЕБа — больше!» — оретКостян, который развозит тираж нашей газеты по всем организациям Москвы,собирает сплетни отовсюду и поэтому считается у нас лицом осведомленным. Таквот, у УЕБа — больше. Эта, не совсем приличная аббревиатура, означает —Управление Еврейской Благотворительноcтью, — организация, тожефинансируемая американскими еврейскими общинами. УЕБ — наш главный конкурент иидейный противник. Мы здесь — для того, чтобы вывозить евреев из России. Они —для того, чтобы развивать и поддерживать здесь общинную жизнь. (Кстати,средства на эти, столь разные, цели могут идти — такая вот еврейская метафизика— из одного, вполне конкретного, кармана вполне конкретного чикагского мистераAharon. K.Gurvitch…)

И еще о мастерах. Эльза Трофимовна, бесшумная старухакротости необычайной, — тоже мастер. В течение каждого утра онапроглатывает толстенную кипу газет. Однажды мне даже приснилось, как, бодрохрумкая газетными страницами, — как лошадь овсом, — она прожевываетгигантские комки, так что видно, как трудно они проходят по горлу, и,подобострастно вытаращив глаза, запивает их чаем. Огромную толщу прессы прочесываетона в поисках еврейской темы, и часам к 12 дня вырезанные и отксерокопированныестатьи уже отправлены по факсу в Иерусалим, в Аналитический департамент, акопии лежат по кабинетам на столах у Клавы, у меня, и у вечно поддатого ПетюниГурвица, который никогда ничего не читает. Кроме того, Эльза Трофимовнасоставляет еженедельные обзоры по материалам российских СМИ. И это мастерскисделанные обзоры — на зависть краткие, точные, емкие. Во всем остальном ЭльзаТрофимовна беспомощна и — не побоюсь этого слова — абсолютно бессознательна.Поручить ей ничего нельзя. Она забывает первое слово, едва выслушав последнее.Напрягается, переживает, трепещет, подобострастно вытаращивается. Наконец,уходит, возвращается, извиняется и переспрашивает адрес — куда идти, имя — ккому обратиться, суть поручения. Уходит… Возвращается с проходной или уже отметро и опять переспрашивает, вытаращивая от старательности глаза. Наконец,уходит с Богом, приходит не туда, ни с кем не встречается, ничего не приносит,возвращается ни с чем, убитая, подобострастная, готовая снова идти куда пошлют.Первое время я подозревала, что она делает это нарочно, чтобы начальствунеповадно было держать ее на посылках, потом заподозрила, что ее обзоры пишетне она. Убедилась: она. Я просто видела, как она их пишет — как крот, роющийнору в земле. Пригнув голову к столу, ровно и безостановочно буравя ручкойбумагу…

Наконец я оставила ее в покое и только продолжаю восхищатьсяпрофессионализмом ее работы. И все бы ничего, кабы не одно ее опаснейшеесвойство: с утра Эльза Трофимовна имеет обыкновение выбрасывать в мусорноеведро какую-нибудь ненужную бумажонку, которая ко второй половине дняоказывается жизненно важной, хранящей какой-нибудь особый телефон или секретноесообщение. Тогда ведро переворачивается, и весь отдел принимается среди мусораискать нужную бумагу. Хорошо, если Эльза Трофимовна не успела порвать ее намелкие куски. Если же это случилось, то нередко я — выйдя из кабинета иливозвращаясь от начальства, — обнаруживаю весь отдел на карачках. Оттопыривзады, мои подчиненные старательно складывают на полу из кусочков сакральныйпаззл…