— Прости. Спьяну подумал, что Софа уже со смены вернулась, — гогочет зять.

Ничего веселого и радостного в том, что он сделал не было, напротив — это был новый мучительный страх. В следующий раз он заберется на меня сверху, зажав рот вонючей, шершавой ладонью. Руки трясутся, я сползаю вниз, сворачиваясь в клубочек на дне ванной, принявшись горько плакать. Если он сейчас вернется и полезет ко мне, я не смогу защититься, я по сути одна в этой квартире. А он здоровый мужик, да ещё и выпивший. Зять разглядывал меня так, как будто это можно, словно я шлюха какая или доступная девка. Отвратительный, масляный взгляд и запах перегара, моментально наполнившей комнату. Ничего у меня нет, нигде мне нет места. Бессмысленное, бесцельное, пустое существование, наполненное негативом.

«Я всегда буду рядом, не бойся!» — вспомнились слова Макара, произнесенные в порыве шесть лет назад.

Теперь они звучат, как насмешка. Закутавшись в полотенце, натягиваю ночную рубашку и свитер сверху. Трясясь от страха, испытывая приступы тошноты, ползу по стеночке, с волос течет вода. Я очень надеюсь, что он уснул.

Жуткая мысль ослепляет меня, как вспышка молнии, я прибавляю шагу и хватаю свою сумочку. Достаю кошелёк. Сердце уходит в пятки. Он забрал у меня деньги, и я никогда в жизни не докажу это своей сестре.

— Мне деньги нужны. — Закрываю лицо руками. — Мне надо срочно съехать от сестры. Я там больше ни минуты не могу находиться.

Элла пытается высвободиться из огромного костюма. Запутавшись в ткани, она полностью пропадает в ворохе оборок.

Вчера мой мерзкий зять уснул и больше ко мне не лез. Я подп?рла дверь стулом и даже шкаф немного пододвинула. Спала в одежде, руки тряслись, а зубы выбивали дробь, и справиться с собой никак не удавалось. Его тошнотворный, похабный взгляд, соответствующий ему запах преследовали меня даже во сне.

— Слушай! — Высвобождается наконец из «плена» платья Элка. — У меня есть один знакомый. Театральный закончил, но актер он никакой, поэтому нашел себя в другом. Знакомств у него масса. Все выпускницы нашей сферы у него на карандаше. В общем, он организовывает досуг для очень обеспеченных мужчин.

Я опускаю голову и, слегка отъехав от столика с косметикой, впиваюсь взглядом в геометрический узор, образующийся из линий паркета, изо всех сил пытаясь сглотнуть подступающий к горлу комок тошноты. Я не смогу пасть так низко, я просто не смогу.

— Какой ещё досуг, Элла? — переспрашиваю, поворачиваюсь к ней и, собрав весь негатив в кучу, не даю ему вылиться наружу, избавляюсь от него одним длинным выдохом. — Я не буду проституткой. Это исключено.

— Фу, какими ты словами бросаешься, Варюш. На первых порах мне это очень помогло. Мы актрисы: красивые, умеющие себя подать женщины с идеальными манерами, нам не составит труда притвориться, что мы на спектакле и этот мужчина — любовь всей нашей жизни. А им нравится, когда их сопровождают не просто тупые куклы, а умные, интересные спутницы. Если кто-то привлечёт особенно сильно, можешь предложить более широкий спектр услуг. Вот однажды мне попался некий Владимир Рудольфович. Глаза синие, волосы черные, два метра ростом, метр в плечах. Господи, да я такому красавчику сама за секс готова доплачивать.

— Ну и чем всё закончилось?

Все попытки избавиться от встающих перед глазами картинок с моим участием вызывают приступы тошноты и резкого головокружения.

— Не знаю, — смеётся Элка, — было приятно, но, проснувшись, я обнаружила, что в номере его уже нет. Но сумма на тумбочке лежала крупная, — смеётся ещё громче. — И никто даже не узнает, как ты их заработала, Варь. Налоги платить не нужно, — подмигивает Элка.

А мне вдруг очень хочется вымыться.

Нас отвлекают треск и металлический голос в громкоговорителе. Игорь Игоревич ждёт всех на сцене, для обсуждения моментов прошедшего спектакля.

Разбор полетов длится полчаса, обо мне ни слова: ни похвалы, ни ругани. Из чего я делаю вывод, что мне нужно стараться изо всех сил. Иначе мне быстро найдут замену, хватит того, что Богомолов забрал у меня одну из ролей в другом спектакле. Меня брали, как перспективную актрису из Москвы, а в итоге, со своими переживаниями, я выдаю уровень ниже местных актеров.

Нет ничего хуже, чем когда после работы не хочется идти домой. Хотя какой дом? Дома-то у меня и нет. Решаюсь идти к сестре пешком, так я потрачу больше времени на дорогу и меньше проведу времени в этой ненавистной квартире. Я стала заложником собственных амбиций. У меня нет ничего кроме театра. Да и театра тоже особо нет. Я ведь даже не Элка.

Идти далеко, но так я сэкономлю деньги. Кстати, я сделала очень интересное открытие — чем меньше ешь, тем меньше хочется. Еда — ещё один пункт моей экономии. В сквере присаживаюсь на лавочку. Достаю телефон и листаю страницы с фотографиями текста. Повторяю его снова и снова. Пересматриваю видео спектакля, выискивая свои ошибки.

Ночью я спала очень плохо, поэтому от зубрежки меня клонит в сон, и уже почти заснув, вздрагиваю от неожиданной вибрации телефона.

На экране номер свекрови. С тяжёлым сердцем жму на иконку «принять вызов». Я чувствую – что-то случилось. Сама не знаю, откуда это острое ощущение. В левой стороне груди просто пожар. Не стала бы Валентина Павловна просто так звонить мне вечером.

— Варя! Варя! — несколько раз повторяет свекровь.

—Тише, Валентина Павловна, вам нельзя так волноваться, у вас же давление.

— Варь, послушай, Дашенька упала! — Слышу, как она тяжело дышит, по стуку каблуков определяю — она ходит по кругу в каком-то замкнутом помещении.

Я тоже встаю и начинаю топтаться на месте.

— Как упала?

Внутри всё леденеет, сердце закрывается, и все возможные эмоции попросту исчезают. Остаётся только материнское, сильное: спасти, закрыть собой, найти и убить того, кто виноват.

— Потому что я говорила ему, что чужая женщина — это не выход! Но он же весь в своего отца, он упрямый как чёрт. Она не уследила за ней на горке, и Дашенька неудачно свалилась на свою маленькую ручку.

Я издаю нечленораздельный то ли всхлип, то ли вздох.

— Варь, она боится и тебя всё время зовет, мы не можем её даже на рентген отвести. Там держать надо, но она «мама» и «мама». Макар упрямится, пытается силой, но ей просто нужна мама. Она боится.

— Да, я сейчас, диктуйте адрес больницы.

Валентине Павловне приходится повторить трижды, потому что из-за переживаний и стресса, я никак не могу запомнить название улицы.

Спешу по коридорам приемного отделения и, не доходя до поворота, ощущаю присутствие бывшего мужа. Это так странно — слышать родной, хрипловатый, до боли знакомый голос, но внутренне съ?живаться от смысла произн?сенных им фраз.

— Она явилась и задурила им голову!