— Вы идиоты, — мрачно заключил мужчина, наклоняясь ко мне и помогая развязать руки. — Неужели непонятно, что барышня непростая? Ты хоть раз слышал о том, чтобы всадниками грифонов были люди? А чтобы грифоны были белыми? А если она протеже Ааш-ту? Они же весь твой род с землей сравняют, если их женщину обидеть.

— Но кэп… такая девочка. Ты посмотри какой цвет волос. Да за нее же в Зартане золота отвесят столько, сколько она весит. А грифон тот все равно не жилец Да и не дал бы он нам свою хозяйку забрать, сам же знаешь как они ревностно к своим наездникам относятся.

— То есть, на живого грифона рассчитывать не придется… — мрачно заключил кэп, и, наконец-то обратился ко мне: — Приношу извинения, вейта…?

— Инга, — буркнула я, принимая услужливо протянутую руку и поднимаясь с земли.

— Очень приятно, вейта Инга. Капитан Дейнар, патруль четвертого сектора южного побережья. — Откуда вы? Что потеряли в этой части берега?

— Мой грифон был ранен, пришлось остановиться здесь, — уклонилась от ответа, а заодно не стала говорить, что я не вейта. Пусть думает, что я из благородных. Не нравился мне ни этот капитан, ни его подельник Сойр.

— А куда держали путь? Возможно, мы сможем вас проводить. Такой юной леди опасно передвигаться в одиночестве, — не отставал от меня капитан.

— В столицу. К Академии, — снова вывернулась я. — Студен по обмену.

Надеюсь, у них тут есть какие-нибудь академии. Как плохо, что Вир почти ничего не рассказывал мне про материк.

При мысли о Вирнане сердце болезненно сжалось. И снова я не смогла почувствовать друга. Может, расстояние слишком большое, или опыта у меня маловато? Надеюсь, Вирн сумеет почувствовать, как мне плохо без него и придет. Нужно только немного подождать.

Глава 3

Дейнар оказался приятным человеком, по его словам — чистокровным. Он заботливо подсадил меня на свою лошадь, постоянно извиняясь за действия своих сослуживцев. На привале он самолично приносил мне тарелку с кашей и кружку напитка, весьма смутно напоминающего смесь кофе и чая. Мне выделили индивидуальную палатку для ночлега, которую охранял сам Дейнар, уважительно называли вейтой и оказывали всяческие знаки уважения, старательно при этом обходя тему грифона. Тэнкс и второй мужчина, оставшиеся с грифоном, кстати, так и не явились, и о судьбе Никса я ничего не знала. На мои просьбы вернуться к берегу Дейнар отмалчивался, сразу становясь холодным и отстраненным, всем своим видом красноречиво показывая, что данная тема табу, а все это вежливое и уважительное обращение всего лишь иллюзия, и я по-прежнему пленница.

Каждую ночь, перед сном, я старательно пыталась почувствовать Вирнана, достучаться до него, но каждый раз натыкалась на глухую стену молчания, словно и не было никакого ритуала и эмоциональной привязки. Я убедила себя в том, что из-за того, что я человек ритуал не срабатывает правильно, как между кьеррами: мы друг от друга слишком далеко, но стоит нам встретиться, как снова все станет хорошо.

С Дейнаром у нас установились настороженно-дружеские отношения: он аккуратно пытался выведать хоть что-нибудь обо мне, уклоняясь от рассказов о себе, я отвечала ему тем же. В итоге мы ходили кругами вокруг нужной нам информации, обмениваясь дежурными фразами, натужными комплиментами и вымученными улыбкам, делая вид, что в восторге друг от друга.

Мы ехали медленно, объезжая стороной населенные пункты. Периодически одни люди покидали наш маленький отряд, другие присоединялись. Но ни один из них не задавал открыто вопросов о моем присутствии. Дейнар выдал мне шапку, попросив спрятать волосы и как можно меньше выходить по вечерам из палатки и общаться с кем-либо кроме него.

О маршруте мне никто ничего не говорил, но двигались мы, судя по всему, куда-то на север: с каждым днем становилось все холоднее, ледяные дожди сменялись колючими пронизывающими ветрами, по утрам частенько на остатках пожухлой травы лежал иней.

В один из таких вечеров, когда погода особенно сильно разбушевалась, разродившись ливнем, сменившимся ледяной крошкой и порывистым колючим ветром, к нашей стоянке подошел незнакомый отряд. В этот момент мы с Дейнаром, в обществе еще двоих его сослуживцев, пили горячий отвар с добавлением вина и играли в настольную игру в просторном шатре. Меня спешно отправили в мою палатку, сунув в руки кружку с чаем и кусок хлеба с сыром и велели не высовываться, пока не уйдут гости, а Дейнар отправился встречать пришедших.

Шло время, гости не торопились уезжать, основательно расположившись на стоянку вместе с нами. Через какое-то время от костра послышался гомон, пьяный смех и скабрезные мужские шуточки. Я, как загнанный зверь, металась по палатке, предчувствуя неумолимое приближение беды. На улице уже стемнело. И я, подталкиваемая тревогой, решилась ослушаться приказа и выбраться наружу. Словно тонкая невидимая нить тянула меня за пределы лагеря, к высоким колючим кустам, раскинувшимся неподалеку, покрытым ядовито-зелеными иголками хвои, слабо флюоресцирующим в свете костра.

Остановившись в двух шагах, я зябко поежилась, обхватывая себя руками. Дождь прекратился, а вот ветер, наоборот усилился, и теперь настойчиво врывался под тоненькую куртку, ледяным дыханием спускаясь вдоль позвоночника. Я пристально вглядывалась в темноту, силясь разглядеть что такое манящее прячется за колючими ветками. Тревога все усиливалась, сердце заходилось в бешеном ритме. Я словно стояла на краю бездонной пропасти, готовясь шагнуть в нее.

— Замерзнешь, маленькая вейта, — на плечи опустилась тяжелая мужская куртка, пахнущая табаком, костром и чем-то неуловимо-знакомым, а следом за ней и теплые мужские руки, обняли за плечи, разворачивая к себе. Дейнар склонился ко мне, почти коснувшись губами виска, дыхнув в лицо смесью алкоголя, табака и еще чего-то сладковато-приторного, и растягивая слова зашептал: — Иди в палатку. Не следует гулять в темноте среди такого количества пьяных незнакомых мужчин. Ты слишком сладкое искушение.

Он запахнул на мне плотнее куртку, накинув сверху еще и капюшон, но выпускать из объятий не торопился. Так мы и стояли: я испуганным кроликом замеревшая перед ним, вглядываясь в расширенные до предела зрачки пустых, безумных глаз и он, высокий, сильный, в распахнутой на груди рубашке, с растрепавшимися на ветру волосами и шальной улыбкой.

— Иди же, вейта, — прошептал он мне прямо в губы, склонившись так низко, что наши носы соприкасались. — Не искушай меня.

Его взгляд гипнотизировал, лишал воли. Я чувствовала, что проваливаюсь, становлюсь послушной куклой, поддаваясь его желанию.

Меня привела в чувство неожиданная вспышка злости и брезгливости. На долю секунды я стала настолько противна самой себе, что меня практически вывернуло наизнанку. Негодование, обида, ревность…Эмоции, нахлынувшие лавиной,