–Я никогда не была на море, – произнесла она задумчиво и я, не будь я ученым, решил было, что это судьба.

–Даже на нашем?

–На нашем…

–На заливе, вы разве не были?

–Не… не была…

–Хотите, съездим в понедельник после ваших уроков?

Вероника взглянула на меня с испугом: не слишком ли много для такого чудесного дня? Робкая улыбка выдавала мысли: ей не просто нырять с головой в холодное море безрассудства после семнадцати лет рассудительной жизни. «Хотите, я зайду за вами, или может быть, ваши родители подвезут вас к месту встречи?» – предложил я, и она успокоилась. Немного поразмыслив, она согласилась, но на встречу пришла без родителей.

Мы просто прогулялись вдоль залива, а затем немного посидели на скамейке. Там Вероника воспользовалась wi-fi. Я догадываюсь, что это произошло потому что, если она не постит сторис каждые три часа, она может потерять уважение подруг. При этом она выглядела весьма равнодушно ко мне. Но я знал, что на самом деле, в глубине души, эта девушка была на вершине тщеславного блаженства. Я понадеялся, что когда-нибудь с возрастом и опытом, это прекратится, и она станет искренней в отношениях с людьми, желающими ей добра, а ещё что она не будет ошибаться в моменте, когда и перед кем стоит проявить искренность.

–Вы красивая, – сказал я ей, чем привлек её внимание.

Она смутилась. Произнесла что-то вроде «красоты не существует» и снова уткнулась в телефон.

Вернувшись, домой, Вероника будет долго перебирать варианты того, какой могла бы быть моя следующая фраза, и выберет лучше, чем ту, что я смогу сейчас сказать. Я промолчал, взяв её руку в свою: мягкая маленькая ладошка: ненакрашенные ногти, скорее вовремя неподстриженные, чем отращенные. Она задрожала и, наверное, почувствовала приятное волнение. Потом мы молчали. Мимо проплывал ледокол и мне захотелось заметить вслух, что он не очень чистый и протекает чем-то вонючим, но я не стал портить её мечтательных размышлений: на месте ледокола, она, наверняка, видела белоснежные лайнер. Я подождал, пока она заговорит.

–Тебе нравилось учиться в школе? Тебе никогда не приходилось терпеть издевательства одноклассников? – спросила Вероника задумчиво.

–Я не люблю, когда мне задают конкретные вопросы. Не люблю чувство подчинения. Всё, что я могу сказать, так это надо поменьше думать о том, что подумают о тебе. Давай говорить о нас, давай, ты скажешь, куда бы могли отправиться и где бы могли сейчас быть?

–И здесь хорошо.

У меня не нашлось аргументов против, но мне не хотелось бы, чтобы этот юный непричесанный ангел посчитала, что мы остаемся здесь только лишь по её приказу. Кажется, она начинает думать, что может чувствовать себя со мной себя вполне уверенно.

Спустя месяц таких внезапных прогулок в парке, я решил сменить тактику ухаживаний. Уводить её с занятий я больше не хотел, пускай получает образование, но приглашать её куда-то в выходные без разрешения родителей, у меня тоже желания не возникало, поэтому мне пришлось спросить заранее, хотела бы она отправиться со мной искупаться с дельфинами в дельфинарии или, взяв лодку, сплавать к фордам в заливе. Вероника напрочь отказалась от моей идеи. «Дельфинарий – это не гуманно», – сказала она, даже не захотев обсуждать другие мои идеи. Она будто обиделась на меня, а когда я предложил ей пойти в цирк, и вовсе оскорбилась. Куда делась девочка, радующая музыке бесплатно услышанной в магазине? Зачем все так усложнять? Мои попытки хоть что-то объяснить ей, закончились неудачей. Неудачей прочувствованной мной ещё до того, как она с полным безразличием сказала мне, что я: «не прав». Конечно же, я догадывался, отчего всё это произошло: получив себе в пару солидного молодого человека, став, наконец, на вершину общественно одобряемой пирамиды, она перестала терзать себя за то, что не такая как все там находящиеся и… стала такой. А я, было, решил, что у неё хватит сил противостоять атаке на свои собственные интересы, когда в её руках будет оружие принятых в обществе стереотипов: я и одобрение одноклассниц. Хм… А смогу ли я противостоять накинувшемуся на меня спокойствию, когда получу статус признания?

До позднего вечера я слонялся по улицам в размышлениях. Переночевать я решил в доме родителей. К подъезду я шёл преисполненный печали. Вдруг, я услышал крик. Обернувшись, я увидел, как какие-то парни пытаются отнять у старика кошелек. Старик сопротивляется, шепча то ли молитву, то ли слова, которые должны были вызвать сострадание у грабителей. Впервые в жизни я пожалел, что не послушал моего отца и хоть раз в день не поднимал его гантелей. Подобравшись поближе, я понял, что парни совсем мальчишки и, осмелев, кинулся на помощь сам, не дожидаясь подмоги. Длинное пальто на мне было расстегнуто, и я казался в два разу крупнее, поэтому мальчишки меня искупались и убежали.

–Вы целы? Они у вас ничего не успели взять?

–Цел… взяли… но…

–Необходимо вызвать полицию.

–Нет-нет. Это мой внук, мы лишь немного поспорили. Завтра все будет в порядке. Спасибо, вам. Но… был бы я посильней, да помоложе… Всё в порядке.

Старик ушел.

–Да что ж им, в их пятнадцать лет, мало все! – не выдержал я, крикнув на всю улицу.

Дома мои уставшие родители смотрели телевизор. Ещё месяц назад, когда я только узнал о том, как сильно могу разбогатеть, я предложил им больше не работать. Работу свою они не любили и охотно согласились, но все равно к концу дня выглядели уставшими, включали телесериал и засыпали, когда в двенадцатичасовых новостях подводили невеселые итоги уходящего дня. Двенадцать часов – новый день. С чего он начинается? С нерешенных проблем вчерашнего дня, возможно, поэтому он не задастся точно так же, как вчерашний. Может быть, поэтому люди уже настроены на то, что в конце дня им будет сообщено, что плохого за прошедшие сутки было намного больше, чем хорошего?

Людям, с которым я знаком в среднем тридцать-сорок лет, а они все уже эмоциональные старики. А что я в свои восемнадцать? Я изобрел лекарство, которое продлевает их старость и глупость. А кто же поможет мне открыть, что такое молодость? Похоже, она пропадает где-то между быстротечным детством и ранней старостью. Возраст тут не важен. Жажда веселья, безалкогольной забывчивости, честной влюбленности, безграничных путешествий и сладкого вкуса на долгую память иногда охватывает людей, но не в силах управлять ими. Заложники хмурого общества, в промежутках между нелюбимым делом, способствующим их существованию, считают слабостью проявление радости жизни, а за развлечения с радостью принимают вредные средства и короткие ленивые выходные.

Утром я зашел в научный центр, открыл сейф и уничтожил единственный экземпляр моего великого открытия. Вчера я был глупым гением, сегодня я – гениальный глупец, а завтра, быть может, я стану нормальным человеком.

Легким движением уставшей руки Антон снял целлофановую пленку с новой коробки пакетиков с чаем. Открыл. Нюхнул разок. Затем поставил чайник на плиту. Сел ждать. Если он уйдет в другую комнату, не увидев пар, то обязательно сожжет и этот. Нужно будет купить свисток. Блуждающий взгляд остановился на упаковке с чаем. На внутренней стороне крышки была какая-то длинная надпись. Нехотя Антон взял упаковку в руки.