— Я тебя совсем не понимаю, — признаюсь честно.

— Это хорошо.

15

Я не знаю, как долго мы стоим вот так, в кромешной темноте, до безумия близко. Время как будто перестает существовать. Стремительно пробегающие минуты никак не ощущаются.

Я чувствую жар его дыхания. Мощь огромного мускулистого тела. Рядом с ним ощущаю себя совсем крошечной.

Мелкая. Маленькая. Так он сказал. Ему нравится девушки постарше? Он в кого-то влюблен? Вопросы вспыхивают и гаснут. Остается только пепел.

Очень скоро я совсем перестаю думать. Не тянет нарушить молчание. Не хочется разрывать воцарившуюся тишину.

Пусть момент растянется и станет бесконечным.

Вдруг раздается свист. Пронзительный, резкий. А потом следует взрыв, гулкий хлопок.

Я оборачиваюсь на звук и вижу россыпь ярких искр.

Полночь. Начинается салют.

Ребята вылетают на улицу, спешат на эффектное зрелище, и я понимаю, что Ангел выбрал самое лучшее место для наблюдения за представлением, ведь именно тут открывается наиболее полный вид и при этом мы оказываемся в стороне от толпы народа. До нас долетают обрывки фраз, оживленные возгласы, взрывы смеха, но мы стоим вдалеке от остальных, наше уединение никем не нарушается.

Фейерверк потрясающий. В этом году все проходит особенно ярко и круто, с размахом. Мои глаза расширяются от восторга.

Ох, я же вижу! Снова все отлично вижу! Разноцветные сверкающие всполохи создают замысловатые рисунки, и я каждый из них могу отлично различить. Яркие вспышки подсвечивают ночное небо неоновыми огнями. Каскады искр разлетаются в разные стороны, озаряют густую черноту.

Я перевожу взгляд в сторону, приглядываюсь и различаю в полумраке надпись на школе, свежий плакат — «Весенний бал». Потом поглядываю на ребят, на учителей. Осознаю, что зрение вернулось. Силуэты больше не расплываются перед глазами, выглядят четко. Конечно, я не вижу лица окружающих детально, однако это уже благодаря расстоянию между нами.

Сердце стучит просто бешено. Кровь приливает к щекам.

Если я обернусь, то увижу Ангела. Разгадаю секрет.

— Нет, — говорит он, будто чувствует мой порыв.

— Что ты…

— Не оборачивайся.

Крупные ладони опускаются на мои плечи, сдавливают, не позволяя обернутся. Сжимают мягко, но уверенно, пресекая любые попытки нарушить приказ.

— Я хочу тебя увидеть! — выпаливаю.

— Ты и так увидела все, что я мог показать.

— Неправда, — заявляю запальчиво. — Ты что, боишься? Ты такой трус? Почему именно мне запрещается смотреть на твое лицо? Я не представляю ни одной нормальной причины!

— Это для твоей защиты.

— Разве мне что-то угрожает? — раздражаюсь. — Почему ты не можешь выражаться прямо?

Его дыхание жжет затылок. Моя кожа покрывается колючими мурашками от ощущения ледяной опасности.

— Я рядом, — вдруг говорит он.

А я не могу понять. Это реально ответ на мой вопрос про угрозу? Или же парень подразумевает что-то совсем другое?

Я теряюсь.

— Даже если ты меня не видишь, я всегда буду за твоей спиной, — припечатывает Ангел.

Глубокий и низкий голос буквально обволакивает меня, опутывает стальной паутиной.

— Но я, — сглатываю. — Я хочу тебя видеть. Не надо прятаться позади или оставаться где-то в стороне. Выйди на свет и дай мне рассмотреть.

— Нет, — рвано выдыхает Ангел. — Так проще.

— Ошибаешься, — нервно мотаю головой и дергаюсь, пробуя развернуться, но попытка оказывается напрасной.

Тянет высказать ему очень многое, но я вовремя прикусываю язык и мысленно отвешиваю себе увесистый подзатыльник. Еще немного — и я бы начала просить парня задержаться здесь подольше. А какой в этом смысл?

Может, он спешит к своей любимой девушке? Может, ему вообще наплевать на меня? Допустим, и правда помог из жалости. Как же это глупо и унизительно цепляться, приставать к чужому парню. Пусть уходит, пусть отправляется куда подальше.

— Одна ночь, — как-то отстраненно произносит Ангел, будто вообще обращается не ко мне. — Время еще не вышло.

— Что это значит?

— Я могу забрать тебя на край света.

Плотная ткань касается моего лица, узкая полоска накрывает глаза, а на затылке затягивается узел.

Я чувствую его запах на себе. Острый. Терпкий. Кажется, я запомню его до конца дней, настолько стремительно он пронизывает мои легкие насквозь. Древесный. Цитрусовый. А еще — как будто дымом пропитан. Но не тем, что от костра исходит. Сигаретным. Теперь понятно, почему у Ангела такой странный голос, точно севший, надтреснутый. Он много курит, а это очень вредно для здоровья. Я открываю рот, чтобы высказать ему все жуткие факты насчет курения, но мысли выветриваются из моей головы, когда сильные руки обвиваются вокруг моего тела и отрывают от земли.

Проклятье, я точно собиралась что-то сейчас сказать?

— Ты босс мафии под прикрытием, — выдаю я.

— Чего? — хмыкает Ангел.

— А как еще объяснить такую секретность? Хотя да, всем можно видеть тебя, и только мне нельзя. Подозрительный момент. В мафиозную теорию не вписывается. Тогда ставлю на тайного наследника миллиардера.

Ну и чушь я несу. К чему это все вообще? Самое правильное — вывернуться из его объятий и сбежать. Если не отпустит — заорать. Но уж явно не стоит расслабленно нежиться в этих мускулистых руках.

Абсолютно посторонний парень завязывает мне глаза. Несет в неизвестность. Это же полное безумие. И я все отлично понимаю. Мое поведение глупое до абсурда.

Но… так не хочется рушить магию.

После моих слов про миллиардера Ангел смеется. Тихо, практически беззвучно, однако стеклянные бабочки опять оживают под моими ребрами, порхают и не то дразнят, не то ранят хрупкими крыльями.

— Ты можешь сказать правду, — говорю я. — Тогда перестану выдвигать свои безумные версии.

— А если правда окажется совсем безумной?

— Ладно, просто объясни, что такое «край света».

— Я лучше покажу.

16

Через пару минут мы оказываемся на мотоцикле. Ангел усаживает меня