И вдруг доктору пришла в голову мысль, не посещавшая его вотуже много лет, – одна весьма любопытная деталь. Ему никогда не доводилосьочутиться в Садовом квартале и в том доме во время ливня. А наверное, здоровобыло бы наблюдать, как хлещет за массивными окнами дождь, слушать, как тяжелостучат капли по крышам террас. Скверно, что он упустил такую возможность. Тогдаон часто думал об этом, но никогда не попадал в дом Мэйфейров во время дождя. Адожди в Новом Орлеане были так прекрасны.

Ну что ж, воспоминания наконец-то покидают его навсегда.Доктор снова поймал себя на том, что воспринимает заверения Лайтнера какнепререкаемую истину, провозглашенную в стенах церкви, так, словно онидействительно обладали некой религиозной силой. Все, хватит! Пора выбросить всеэто из головы!

Доктор подозвал официантку. Он вдруг осознал, что голоден, ирешил, что хороший завтрак ему отнюдь не повредит. Достав из кармана визиткуЛайтнера, он рассеянно пробежал глазами по списку телефонных номеров – тех, покоторым он может позвонить в случае необходимости, но по которым никогда непозвонит, – а затем разорвал карточку на мелкие кусочки, сложил их в пепельницуи поджег спичкой.

Девять часов вечера. В комнате темно, если не считатьголубоватого сияния телевизионного экрана. На экране – мисс Хэвишем из еголюбимого романа «Большие надежды». Разумеется, это она, женщина-призрак вподвенечном платье.

Сквозь широкие, ничем не прикрытые окна видны огницентральной части Сан-Франциско. Целые мириады огоньков перемигиваются сквозьпелену легкого тумана. А чуть ниже виднеются островерхие крыши выстроившихсявдоль противоположной стороны Либерти-стрит невысоких домов, построенных встиле эпохи королевы Анны. Как он раньше любил эту улицу! Его красивый дом,судя по всему задуманный проектировщиками как особняк, величественно возвышалсянад всеми остальными строениями квартала. Шум и суета района Кастро его словноне касались.

Он восстановил этот дом собственными руками и знал здеськаждый гвоздь, каждую балку и карниз. Он сам крыл крышу черепицей, работая насолнце без рубашки, и даже сам заливал бетонный тротуар.

Теперь он чувствовал себя в безопасности только здесь и вотуже четыре недели никуда не выходил из этой комнаты, разве что в примыкавшую кней небольшую ванную.

Он часами лежал в постели, уставившись на призрачныйчерно-белый телеэкран. Рукам было нестерпимо жарко в черных кожаных перчатках,которые он не мог и не хотел снимать. Кассеты с записью любимых фильмов, накоторые когда-то ходил вместе с матерью, – а их у него было великоемножество – помогали воочию увидеть мечту. Это были «фильмы о домах», посколькуони рассказывали не только об удивительных судьбах прекрасных людей – еголюбимых героев и героинь, – но и позволяли лицезреть прекрасные здания. В«Ребекке» был Мандерли. В «Больших надеждах» – гибнущий в запустении особнякмисс Хэвишем. «Газовый свет» дарил возможность побывать в уютном городском доме,стоящем на лондонской площади. В «Красных туфельках» грациозная танцовщицаотправляется в дом на самом берегу моря, чтобы именно там узнать о том, чтовскоре станет прима-балериной труппы.

Да, фильмы о домах, фильмы о детских мечтах, о людях, стольже величественных, как и те здания… Глядя на экран, он беспрестанно пил пиво,время от времени погружаясь в сон и вновь просыпаясь. Руки, закованные вперчатки, саднило. Он не отвечал на телефонные звонки и не выходил кпосетителям. Этим занималась его тетя – Вивиан.

Она часто заходила к нему в комнату. Приносила новую порциюпива и еду.

Ел он редко, а в ответ на привычную уже просьбу тети:«Майкл, поешь, прошу тебя», – лишь улыбался:

– Потом, тетя Вив.

Он ни с кем не виделся, за исключением доктора Морриса. Однакодоктор Моррис не в силах был ему помочь. Равно как и друзья. Теперь им дажеразговаривать с ним не хотелось – они устали выслушивать монологи о том, как онв течение часа находился за порогом смерти, а затем вернулся к жизни. Сам жеМайкл не испытывал ни малейшего желания общаться с сотнями жаждущих увидетьдемонстрацию его паранормальных способностей.

Эти способности уже невероятно утомили его. Странно, чтоникто этого не понимает. Самый заурядный балаганный трюк: снять перчатки,дотронуться до какого-то предмета и увидеть нечто банальное и малоинтересное, азатем с важным видом произнести что-нибудь вроде: «Этот карандаш вы получиливчера от вашей сослуживицы по имени Герта». Или, например: «Сегодня утром вынадели этот медальон, хотя на самом деле хотели надеть жемчужное ожерелье, ноне могли его отыскать».

Чисто физическое действие – он словно живая антенна.Возможно, тысячи лет назад все люди обладали такими способностями.

Неужели так трудно постичь, в чем состоит подлиннаятрагедия? Да в том, что он не может вспомнить то, что видел, когда утонул!Сколько раз он пытался рассказать об этом тете:

– Тетя Вив, там, наверху, я действительно видел людей.Мы были мертвы, все! У меня был выбор: возвращаться обратно или нет. Меняпослали сюда с какой-то целью.

Тетя Вивиан, бледная копия его покойной матери, лишь кивалаголовой:

– Я понимаю, дорогой. Возможно, со временем тывспомнишь.

Со временем…

Его друзья высказывались куда более резко:

– Майкл, это бред сумасшедшего. Да, случается, что людитонут и их возвращают к жизни. О какой еще особой цели ты говоришь?

– Майкл, да по тебе психушка плачет!

Тереза лишь причитала сквозь слезы:

– Майкл, ну какой смысл мне оставаться здесь? Ты сталдругим человеком.

Да. Другим человеком. Прежний Майкл утонул. Он снова и сновапытался вспомнить детали своего спасения: ту женщину, которая вытащила его изводы и привела в чувство. Если бы он мог поговорить с нею еще раз, если бытолько доктор Моррис разыскал ее… Майклу хотелось услышать из ее собственных уст,что тогда он ничего не сказал. Ему хотелось снять перчатки и взять женщину заруку – кто знает, вдруг он таким образом сумеет вспомнить…

Доктор Моррис настаивал на дальнейшем обследовании, но Майклрешительно отказывался:

– Оставьте меня в покое! Только разыщите эту женщину –уверен, вы можете ее найти. Вы же говорили, что она вам звонила и сказала, какее зовут.

Хватит с него больничных палат, сканирования мозга,электроэнцефалограмм, уколов и пилюль.

Пиво – совсем другое дело. Майкл понимал в нем толк. Ииногда пиво здорово помогало ему вспомнить…

…Там был целый мир. И великое множество людей. Но всевиделось словно сквозь легкую дымку. И там была она… Но кто? Она сказала… Апотом все исчезло…