« Будущее, которого мы заслужили», — мысленно скривилась я, но всё же сделала пару шагов к правителю Арна. Потому что это Саша Северцова могла фыркать и не подчиняться, но не Найви…

Двух шагов как раз хватило, чтобы выполнить приказание правителя, но не оказаться рядом с ним.

Разглядывая сквозь покрывало напряженное лицо Рэнда Дэйррэна, я гадала, что он сделает следующее: наорёт на меня или отдаст новый приказ.

«Прости, Найви, но мне просто не терпеться стереть это мерзкое выражение превосходства с его лица».

Не успела я додумать мысль, как выкинутая вперед рука правителя обвила меня за талию, с силой притянув к обладателю этой самой руки. Практически расплющив меня по его мощному, мускулистому телу.

Рэнд Дэйррэн оказался излишне… хм… мускулист. Куда более мускулист, чем мои коллеги — радскары, целыми месяцами пропадавшие в научных экспедициях, то есть как минимум по восемь часов в день занимавшиеся непрерывным физическим трудом.

А какой физический труд у правителя?

Я некстати вспомнила о том, что характеристики представителей правящих родов всегда тщательно замалчивались. Интересно, это просто совпадение или закономерность?

Закрыв на секунду глаза, я подумала о том, что говорила мне Найви.

«Чем знатней род радскара, тем больше хищника в крови наших мужчин», — закатывала глаза моя соседка. — «А Рэнд Дэйррэн — сильнейший радскар одного из древнейших правящих родов».

Когда Найви получила брачное предложение от правителя Арна, она с каким-то мечтательным восторгом несколько раз повторила, что Рэнд Дэйррэн — настоящая машина для убийства. Я тогда целыми днями возилась с докладами и отчетами и почему-то подумала, что она имеет в виду его статус: деньги, власть… А Найви, судя по всему, имела в виду его физическую форму: я ощущала бугры натренированных мышц даже через два слоя своей одежды.

— Мне нравится твоя строптивость, — вдруг заметил правитель, потеревшись щекой о моё лицо, то есть о покрывало, которым моё лицо было прикрыто. — И пахнешь ты сегодня куда вкуснее.

Я мысленно скривилась: ещё бы мне вкусно не пахнуть, платье ведь пропахло его избранницей — Найви в этом платье два дня по квартире рассекала, пропитывая его своим запахом.

Правитель прошёлся рукой по моей спине, оставив ладонь на месте чуть ниже пояса…

«Эй, правитель, это только первый день свадьбы! Меня сегодня должны только обнюхивать и проверять — для всего остальное у вас есть гарем».

— Твой запах сегодня значительно вкуснее, чем тогда, на ученом совете, — промурлыкал мужчина мне на ухо.

Я невольно напряглась: они с Найви что, только один раз встречались? Да как же так-то? Это же дичь какая-то! Тридцать второй век — а традиции, как будто в веке тринадцатом, ни больше, ни меньше…

Правитель терся носом о покрывало и довольно вздыхал.

Ерунда какая-то. Я не могу пахнуть лучше, чем Найви… То есть, я понимала, что моего запаха вообще не должно сильно ощущаться: во-первых, все вещи на мне пропахали настоящей невестой; во-вторых, господин Днарр заставил меня натереться отваром шарнара — известно, что это хрень выводит любые запахи. Помнится, я даже два флакона этой отравы отсылала доктору Крарверу — он, наслушавшись моих рассказов про прошлое, решил завести земного «сибирского» кота. И всё было хорошо до тех пор, пока котик не стал метить его дом. Мой спаситель, добрый доктор Птиц и думать не хотел ни о кастрации, ни о другом вмешательстве в тело его любимого котика, но и терпеть запах в своем доме тоже просто не мог — ни один робот-клинер не справлялся с вонью. А вот отвар шарнера решал это проблему на раз-два.

Правда, одно дело – поливать этой отравой полы и мебель, другой — самой в ней купаться.

Но дело точно было не в моем запахе. Или всё-таки я ошибаюсь? Что если тот отвар, который меня заставили выпить в церкви, усиливал не только чужие запахи на невесте, но и запах самой невесты? Хм…

Да нет, не может быть. Отвар, который усилит запах самой невесты, дают на второй день — и только в том случае, если жених, одарив свою невесту красным платьем, согласен продолжить церемонию.

— Поласкай меня, — услышала я хриплый голос правителя. Ч-Т-О????

Он сам положил мои руки себе на грудь и стал водить их по всей ширине своего необъятного радскарского торса, в тоже время продолжая шумно втягивать воздух рядом с моей головой.

—Такой нежный, вкусный запах… мой нераскрывшийся цветок.

И я, наконец-то, поняла!

Поняла не только поведение правителя, но и всю гениальность господина Днарра. Получается, на мне был запах только самой Найви, без вкраплений запахов её бывших парней. Там у радскар какая-то сложная система рецепторов, которая сводится к главному: подтоны запахов не остаются на предметах, только на живых объектах; то есть если невеста «нечистая», ни одно платье не поможет. А у нас получалось наоборот: платье несло только запах Найви, и ничего больше. И у правителя Арна снесло крышу от целомудренной Найви!

Я широко раскрыла глаза, с ужасом понимая, что если завтрашний отвар не сработает, мы все смертники. Посмели разыграть самого правителя!

Водя носом по моей шее, правитель молчал, что вызывало у меня дополнительную тревогу.

Почему он молчит, почему ничего не говорит? Что он мог такого задумать?

Я надеялась, что смогу выдержать любую из его идей. И хотя его руки, ласкавшие моё тело, знали своё дело, а я понемногу  сама начинала подставляться под его ладони, чтобы заполучить новую ласку, но мой мозг упорно оставался трезвым, напоминая, что это не мой жених и не моя свадьба.

К счастью, в первый день свадьбы, невесте не надо было опасаться за свою целомудренность. Обычно первая брачная ночь случалась на второй день свадьбы, и этому было основание.

В первый день свадьбы невеста должна была продемонстрировать жениху свою чистоту, выпив специальный отвар (для простых радскар это условие не считалось обязательным); а вот во второй день свадьбы отвар уже пили оба молодожена — отвар, который вызывал страсть между женихом  и невестой.

Именно поэтому меняли платье: если невеста устраивала жениха, белое платье, не означающее ничего, кроме пустоты, менялось на красное, означающее страсть. Невеста ещё не заслужила официального звания жены, но уже заслужила как минимум страсть своего жениха.

Происходило это обычно так: утром второго дня молодые возвращались в храм, и если невеста появлялась в красном, священник подавал им обоим отвар страсти; если невеста оказывалась все ещё в белом платье, свадьба останавливалась.

Второй день  считался самым интимным днем свадьбы. Гости к паре не допускались.  Даже самые простые радскары, не имеющие возможности уединиться в отдельном доме, запирались в своих квартирах и не подходили к двери целые сутки, дабы избежать проблем с «запечатлением».