если заинтересованные лица примут католическую веру, то их браки тем самым будут расторгнуты.

Хайеринг. О Запад, Запад, Запад!

Пра. О Восток, Восток, Восток! Я пытался примирить их. Но успел в этом только дважды: с вами и с леди Фаруотерс.

Хайеринг. Меня вы спихнули в море.

Сэр Чарлз. А с леди Фаруотерс вы завязали роман.

Пра. Тупость новообращенных заставила меня воспользоваться этим методом. Леди Фаруотерс с ее английским воспитанием светской леди отличалась такой примитивностью, что никакие доводы разума на нее не действовали. А ваши мозги благодаря вашим школам и университетам были в еще худшем состоянии. Проле пришлось обращать вас тем же элементарным методом. И он вполне оправдал себя. Знакомство с восточным способом мышления дало вам возможность управлять восточными коронными колониями с удивительным успехом. Даунинг-стрит ненавидела вас, но Дели вас поддерживал. А ведь с тех пор, как Индия стала доминионом, Дели стал центром Британской империи. Вы, Хайеринг, достигли такого дипломатического успеха на Востоке по тем же причинам. Но дальше этого мы были не в состоянии продвинуться ни на шаг. Наша мечта о создании тысячелетнего царства мировой культуры — мечта, которая объединяла Пролу и Пра, когда вы узнали их впервые, а потом объединила нас шестерых,— закончилась одной маленькой семьей с четырьмя детьми, замечательными, прекрасными, но бесплодными. Когда нам потребовалось найти супруга для наших созревших дочерей, мы нашли только одного мужчину, способного раствориться в единстве нашей семьи: человека, которого с младенчества питали воздухом. И как же показал себя этот герой? Простачком, импотентом! Трудно представить себе более незначительное человеческое существо. И, однако, полюбуйтесь: вот вам вся имперская армада, в которой каждая ничтожная провинция хочет иметь свой отдельный флот, каждый мишурный островок — свой военный корабль, свой крейсер или по крайней мере свою канонерку или свой миноносец. Зачем они явились сюда, вооруженные до зубов, угрожая своими так называемыми «санкциями»? — слово, которое некогда обозначало одобрение богов, а теперь означает бомбы с отравленными газами. Они явились сюда исключительно из-за этого простачка. Дабы вернуть его на путь добродетели, половина из них готова обрушиться на наш маленький семейный очаг, а другая половина готова утопить тех, едва только они посмеют двинуться.

Хайеринг. Ну, бомбы они не посмеют пустить в ход.

Пра. Это верно, но что может помешать им пустить в ход дубинки, бутылки, камни или собственные кулаки? Что там говорится в ваших ультиматумах, Хайеринг?

Хайеринг (читает). Номер первый, от адмирала английского флота: «Если многоженец-прелюбодей Хэмингтап не будет выдан нам завтра в двенадцать…—это значит сегодня, — я вынужден буду открыть огонь по губернаторскому дому». Номер второй, от командующего бомбейской эскадрой: «Если сегодня к двенадцати часам дня…—я получил это сегодня утром,—мне не будут даны ясные и недвусмысленные гарантии безопасности и свободы мистера Хэмингтапа, я высажу десант с пулеметами и слезоточивыми бомбами в помощь местной полиции для защиты его особы». Номер третий: «Я неоднократно заявлял вам, что имперская провинция Священного острова требует немедленного, в пример остальным, сожжения гнусного распутника и проклятого вероотступника, именуемого Фосфором Хэминггапом. Терпение флота Священного острова будет исчерпано в двенадцать часов тринадцатого сего месяца… — то есть сегодня, — и столице Нежданных островов придется понести все последствия». Номер четвертый…

Сэр Чарлз. К черту номер четвертый! Все они на один лад. Ни у кого из них не хватает даже оригинальности установить срок своего ультиматума на половину двенадцатого или хотя бы на четверть первого.

Хайеринг. Кстати, Пра, вы предприняли какие-нибудь шаги? Я ничего не предпринимал.

Пра. Да, я кое-что предпринял. Не беспокойтесь. Я послал сообщение.

Сэр Чарлз. Какое сообщение?

Пра. Комендант порта убедительно просит командующих имперским флотом отложить всякие действия еще на один день, так как он всецело занят серьезной вспышкой черной оспы в районе гавани.

Сэр Чарлз. Хорошо!

Его прерывает пушечный выстрел.

Вот она, полуденная пушка!

Хайеринг. Я надеюсь, что они успели получить ваше сообщение.

Сад и присутствующие исчезают. Когда они появляются снова, гавань уже пуста, не видно ни одного корабля. Письменный стол с газетами убран, вместо него стоит маленький десертный столик. Сервирован чай. Тут же радиотелефон.

Вашти и Майя в своих нишах. Леди Фаруотерс сидит на каменной скамье. Миссис Хайеринг — рядом, справа от нее. Прола — на скамье напротив. Дамы пьют чай.

Пра выходит из дома с сэром Чарлзом и Хайерингом. Они сами наливают себе чай. Только Пра не принимает участия в чаепитии.

Сэр Чарлз. Ни одного кораблика в гавани. Ваше сообщение совершило этот фокус, Пра. (Садится рядом с Пролой, с левой стороны.)

Пра (садясь между английскими дамами). Они еще могут вернуться.

Хайеринг (садится рядом с Пролой, по правую ее руку). И мысли не допускаю. К тому времени, когда флот догадается, что его одурачили, империи надоест думать об Идди.

Вашти. Идди надоел миру.

Майя. Идди надоел мне.

Вашти. Идди — сущая кара.

Майя. Идди — скука.

Вашти. Давайте бросимся в море, чтобы избавиться от Идди.

Майя. Бросим Идди в море, чтобы избавить его от самого себя.

Вашти. Ты мудрая, Прола. Скажи нам, как спастись от Идди.

Майя. Мы не в состоянии вечно переносить Идди, Прола.

Прола. Вы обе выбрали его, а не я.

Майя. Мы были слишком молоды, мы не знали.

Вашти. Помоги нам, Пра. Ты потерял веру в нас, но твоя мысль по-прежнему остра.

Майя. Пра, мы умоляем тебя, уничтожь инкуба.

Вашти. Отпусти его с миром, чтобы он оставил нас в покое.

Майя. Упокой его, чтобы мы могли отдохнуть в мире.

Вашти. Пусть он будет тем, чем был до того, как мы его узнали.

Майя. Когда мы были счастливы.

Вашти. Когда он был невинен.

Пра. Вы вызвали к жизни этот странный дух. Я не могу заклясть его.

Вашти. Я готова лишить небо росы и дождя, только чтобы не переносить Идди.

Майя. Замкните уста ему, о звезды!

Идди выходит из дома с видом ленивого самодовольства. Его встречают мертвым молчанием. Никто на него не смотрит. Он наливает себе чашку чая. Молчание становится зловещим. Он садится на траву у ног Пролы и прихлебывает чай. Молчание продолжается.

Идди (наконец). Я ничтожное создание.

Все поворачиваются как ужаленные и смотрят на него. Затем все снова застывают, на всех лицах терпеливое выражение смертельной скуки.

Какая ужасная вещь быть любимым. Мне кажется, ни один мужчина не был любим так, как я, и не любил так, как я. Но любовь не такая уж