Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хайеринг (ангелу). Простите, пожалуйста. (В трубку.) Да? Говорит Хайеринг… Кто-то — что? Ах, позволяет себе шутки по радио? Да нет, это не шутки. У нас только что приземлился ангел. И вот он говорит то же самое… Да, ангел. А —Аррорут, эн — нитроген, ге… Да, да, верно: ангел. В конце концов надо же было когда-нибудь наступить судному дню. Почему бы и не сегодня?.. Я осведомлюсь об этом у ангела и позвоню вам попозже. Всего хорошего. (Кладет трубку.) Послушайте, ангел, Лондон сообщает, что Страшный суд в полном разгаре. Но в Париже ничего об этом не известно; в Берлине, Риме, Мадриде и Женеве — ничего. А Москва говорит, что британская буржуазия спятила со своими суевериями. Что вы на это скажете? Если сегодня судный день в Англии, так и везде должен быть судный день.
Ангел. Почему?
Хайеринг (усаживаясь). Ну, это само собой разумеется.
Ангел. Почему? Разве это разумно, чтобы суд в один день в одной и той же инстанции рассмотрел дела сотни различных стран с сотнями различных рас, языков, вероисповеданий? Вся эта история продлится не менее того, что вы называете годом. Мы начали с народов, говорящих на английском языке, просто из любезности к одному из ваших заправил, настоятелю собора святого Павла, Ингу — так, кажется, его зовут. Я объявил ему это вчера ночью во сне и спросил, оценят ли англичане эту любезность. Он сказал, что они предпочли бы обойтись без этого как можно дольше, но что на самом деле они в этом очень нуждаются и что он со своей стороны готов. За вами пойдут другие языки. Соединенные Штаты Америки будут судиться завтра. Потом Австралия. Затем Шотландия. За ней Ирландия.
Леди Фаруотерс. Простите, пожалуйста, но ведь они же говорят не на разных языках?
Анте л. Для нас они звучат различно.
Сэр Чарлз. Хотел бы я знать, как ко всему этому относятся в Англии.
Ангел. Боюсь, что для большинства англичан пути провидения неисповедимы. Они продолжают, кататься, играть в гольф по воскресеньям, вместо того чтобы ходить в церковь, а Библию даже и не открывают. Когда вы им толкуете об Адаме и Еве, Каине и Авеле, не говоря уж о судном дне, они просто не понимают, о чем идет речь. Другие — так называемые благочестивые — считают, что мы явились сюда выкапывать скелеты и учинять над ними ваши сенсационные уголовные следствия и что их самих мы превратим в ангелов на вечные времена. И они всерьез думают, что такая штука называется религией. Для нас, ангелов, это крайне удивительно и весьма прискорбно.
Миссис Хайеринг. Послушайте, ангел, все это совсем не похоже на Страшный суд… Такой хороший день. Настоящий весенний праздник.
Ангел. А почему, скажите, судный день не может быть хорошим днем?
Миссис Хайеринг. Ну просто, знаете, нам это изображали совсем по-другому.
Джанга. Небосвод обрушится с громом.
Канчин. Стихии смешаются в яростном зное.
Джанга. Земля и все, что на ней, будет сожжено.
Вашти. Звезды не остановили свой бег. Они не упали на землю.
Майя. Небеса безмолвствуют. Где семь громовых ударов?
Вашти. Семь сосудов, исполненных гнева?
Джанга. Четыре коня?
Канчин. Два свидетеля?
Ангел. Ну, милые люди, если уж так вам этого недостает, то вы можете сами это устроить. Если вам хочется оглушительного шума — для этого у вас есть ваши пушки. Угодно вам палящего зноя, чтобы сжечь вашу землю, — у вас имеются ваши сверхвзрывчатые вещества. Если вам нужны сосуды, извергающие гнев, то у вас их сколько угодно в ваших арсеналах, наполненных ядовитыми газами. Несколько лет тому назад все это у вас было пущено в ход — сожжение земли, повальная гибель, голод и болезни. Но пришла весна, и она творит жизнь скорее, чем вы можете разрушить ее. Птицы пели над вашими окопами — они предвещали лето, и оно пришло. Солнце, которое невозмутимо сияло над вашим злосчастным днем гнева, светит сегодня над небесным днем Страшного суда. Оно будет светить вам и согревать вас; и не будет ни шума, ни гнева, ни пламени, ни грома, никаких разрушений, ни мора, ни ужасов. Боюсь, что вам это покажется очень скучным.
Лели Фаруотерс (учтиво). Нет, нет. Пожалуйста, не думайте этого.
Миссис Хайеринг. Конечно, вежливость прежде всего, но я скажу вам прямо, мистер ангел: у меня нет такого чувства, что происходит что-то необычайное, несмотря на вас и на ваши крылья. Я только сейчас пила чай, — и я просто не могу заставить себя принимать все это всерьез, без всяких приготовлений, даже без органа!
Ангел. Придется вам, однако, принять это всерьез, когда начнется.
Миссис Хайеринг. Да, но что начнется?
Ангел. То, что было предсказано вам: «Ангелы его соберут избранных. И тогда двое будут в поле: один будет взят, а другой останется. Две женщины будут молоть зерно: одна будет взята, а другая останется».
Миссис Xайеринг. Но какая же останется? Вот что я хотела бы знать.
Прола. В том, что одна исчезнет, а другая останется, нет ничего нового, — естественная смерть делает то же самое.
Ангел. Естественная смерть делает это бессмысленно, как слепое дитя, бросающее камешки. Мы, ангелы, творим суд. Жизни, которые не имеют смысла, значения, цели,— исчезнут. Вы должны будете оправдать свое существование или погибнуть. Только избранные останутся жить.
Миссис Хайеринг. Ну, а при чем же тут конец света?
Ангел. Судный день — это не конец света. Это конец его детства и начало его мужества. Так вот, теперь вы осведомлены, и моя миссия к вам выполнена. (Встает.) Нельзя ли здесь как-нибудь пройти на крышу дома?
Сэр Чарлз (вставая). Конечно. Крыша у нас плоская, мы там часто сидим. (Ведет его в дом.)
Канчин. В воображении.
Джанга. В действительности мы там никогда не сидим.
Ангел. Неважно. Все, что мне требуется,—это только площадка для взлета. Мне, как и альбатросу, очень трудно подняться прямо с земли. Ангел, знаете, далеко не совершенный организм, как вы, быть может, воображаете. Всегда найдется что-нибудь получше.
Вашти. Эксцельсиор!
Все четверо (встают и поют во весь голос). Эксцельсиор! Эксцельсиор!
Ангел (затыкая уши). Пожалуйста, не надо. Нам и на небе надоело пение. Теперь это больше не принято. (Идет за сэром Чарлзом.)
Канчин. Идемте посмотрим, как он взлетит.
Все четверо бросаются в сад и смотрят на крышу. Остальные встают и тоже смотрят.
Джанга (кричит).