– Она иногда ходит такая надушенная, – сообщила Наталья. – Прямо облита духами. Мне этот запах знаком. Но я думала, это соседка ей дает. Тут рядом живет женщина. У нее еще собака.

– Женщину зовут Валентина? – спросил Демин.

– По-моему, да. Катя, откуда у тебя духи?

Катька угрюмо смотрела на мать. Понятно, что не скажет. Сложная девчушка. К такой не знаешь с какого боку подступиться.

– Она у нас непростая, – тут же подтвердила мои догадки Наталья. – Своя жизнь у нее, свои интересы, свои секреты. И эти духи она могла где-то найти, даже в этом доме, например. Своровала, как сорока, и спрятала где-нибудь.

– А вы такими духами пользуетесь? – спросил я.

– Нет.

– А какими пользуетесь?

– Никакими, – сказала Наталья. – Ведь вранье это все. Что чистая Франция, в смысле. В емкостях привозят от арабов, здесь по флаконам разливают и продают, будто это Франция. Я же не дура за подделки переплачивать. А почему вы спрашиваете?

– Однажды ночью я видел странную женщину в белом платье, – ответил я. – От нее пахло именно этими духами. И это точно была не Катерина, а взрослая женщина.

– Кто она? – заинтересовалась Наталья.

– Я не знаю. Я подумал, что, может, это были вы?

– Где вы могли видеть меня ночью? – невесело засмеялась моя собеседница. – Мне и днем здесь страшно, а уж ночью…

Она обхватила свои плечи руками, будто ей вдруг стало холодно.

– Быстрее бы отсюда уехать! – вырвалось у нее, и она выглядела жалкой в эту минуту.

– Куда? – спросил я из вежливости.

Пожала плечами в ответ. Куда угодно. Только бы подальше отсюда. Участь всех людей, которые не чувствуют себя счастливыми. Здесь и сейчас им плохо, зато в скором будущем где-то далеко отсюда возможно счастье. Они не знают, бедолаги, что счастье – категория не географическая. И тем горше обычно бывает разочарование.

– Может быть, вам все-таки лучше пока пожить здесь, – высказал я осторожное предположение.

– Да мы и так живем, – вздохнула Наталья. – Куда же мы денемся. У нас дела. У нас бумаги. Мы же теперь наследники, – вдруг всхлипнула она. – Ой, простите!

Отвернулась и попыталась ладонями смахнуть слезы с лица, но с ее ресниц потекла тушь, и я увидел, какими траурно-черными в мгновение стали ее ладони.

– Кто-то умер? – неловко изобразил сочувствие Илья.

Кивнула, не оборачиваясь к нам, и произнесла сквозь следы:

– Папка наш непутевый. Добегался, прости меня, господи! От нас бежал, как ошпаренный, будто и не нужны мы ему, а оно вон как обернулось – Катькино будущее обеспечил, словно олигарх какой-нибудь!

– Так вы наследство оформляете? – догадался я.

– Да, – подтвердила Наталья. – Александру Борисовичу спасибо. Все хлопоты взял на себя. А я бы мучилась. Не знала бы, куда идти. И вообще меня обманули бы. Вы извините. Я пойду умоюсь.

Она ушла.

– Пристукнули, значит, мужика ее, – сказал Демин, нисколько не стесняясь присутствием слабоумной сироты Катьки. – Намолотил мужик конкретных бабок, и все теперь досталось этой тетке из Челябинска.

В его словах угадывалась зависть.

– Я бы ей не завидовал, – попробовал я осадить Илью.

Но его было не пронять.

– Она о нем все равно не жалеет, – сказал Илья невозмутимо. – Он их бросил и бегал где-то. Зачем ей этот беглый мужик? У нее теперь куча бабок, и она себе кого хочешь найдет.

И получалось, что Наталье привалило счастье. Мне был противен цинизм Ильи. Я на него злился. И мне захотелось как-нибудь его уесть. Чтобы он не ощущал себя тертым калачом и мужиком что надо, а почувствовал себя полным идиотом.

– Ты говоришь – она кого хочешь себе найдет, – сказал я. – А зачем ей кто попало? Ты знаешь, кто был ее мужем?

– Фраерок челябинский, – небрежно пожал плечами Илья.

– Ха! – бросил я презрительно.

Демин понял, что я что-то знаю.

– Кто? – спросил он, но все еще был равнодушен.

– У Катьки есть его портрет. И если она соизволит тебе его показать, ты сильно удивишься, поверь.

– Вряд ли, – засомневался Демин.

Я знал, что сейчас его дожму.

– Ты его знаешь, – сообщил я.

– Натальиного мужа?! – наконец-то удивился Демин.

– Да.

– Не может быть! – сказал он неуверенно.

Спеси у него заметно поубавилось.

– Точно тебе говорю! – сказал я.

Он захотел увидеть портрет. Я посоветовал ему обратиться к Катерине. Демин целых пять минут уговаривал девчушку, прежде чем она согласилась показать ему уже виденный мною когда-то «секрет». Наконец они отправились смотреть портрет. Я пошел за ними, чтобы понаблюдать за реакцией Ильи. Это был хороший розыгрыш.

Катерина привела Демина на окраину участка, смахнула мусор со стекла, под которым был портрет, и сказала со значением:

– Папа!

Заинтригованный Илья заглянул под стекло, увидел портрет веселого Филиппа Киркорова и расхохотался, не сумев сдержаться. Катька обиженно поджала губы. Демин хохотал, не обращая ни малейшего внимания на ее обиды. Наши с ним взгляды встретились. И в этот миг что-то произошло. Я не знаю, почему так случилось. У всех людей, наверное, бывает так. Они что-то знают, у них уже есть информация, а выводы приходят не сразу, а позже, с задержкой. Пронзила мысль – так, кажется, об этом говорят. Вот меня и пронзила, как я думаю. А Демин мои глаза увидел, и его пронзило тоже. От меня передалось. Другого объяснения происшедшему у меня просто нет.

– Молодой и красивый, – пробормотал потрясенный Демин.

– Вот вы где! – сказала подоспевшая Наталья, которая нас потеряла.

– Наташа! Вы носите фамилию мужа? – спросил я.

– Да. Шумаковы мы. Только вы не говорите никому. Александр Борисович не велел.

– Тогда он и другое не велел вам говорить, – предположил я с растерянной улыбкой на лице. – Что ваш сбежавший муж теперь носит другую фамилию – Ростопчин. Правильно?

– Правильно, – упавшим голосом подтвердила Наталья. – А вы откуда знаете?

* * *

Демин сильно нервничал, и мне казалось даже, что его усы встопорщились, как топорщится шерсть на загривке почуявшей близкую опасность собаки.

– Женька, они никакие не менты! – цедил он с яростью сквозь зубы. – Я с самого начала это говорил! Ты хоть понял, что они творят? Ростопчина они уже закопали, тут даже не сомневайся. И остались у бедняги двое наследников: полоумная дочурка и безутешная вдова, которым теперь надо вступить в права наследства. А наследство тут такое: двадцать гектаров леса по цене пятьсот долларов за сотку!