Это была резня. Так давят насекомых между пальцами. Целую четверть фитиля, пока не вмешался Железный Генерал. А потом резня продолжилась – но градиенты смерти развернулись в обратную сторону.

Однако до второй четверти фитиля атака казалась абсолютным поражением. Силы заклинаний, которые обрушились на магические блоки «Яна IV», были настолько чудовищны, что в корабле лопнули все четыре оперативных кристалла; неожиданно освобожденные демоны лишь увеличили хаос.

Пятнадцать из восемнадцати урвитов, которые как раз стояли на страже по периметру охранного пузыря, были сожжены до свободной плазмы, прежде чем вообще сообразили, что происходит. Боевые джинны врага вошли на клиньях многослойных реверсийных заклинаний при одновременной поддержке трех независимых систем живых бриллиантов, которые непрерывно высасывали из сердца звезды ее горячую кровь. А четвертая система живобриллиантов атакующих подвесила функционирование заклинаний термического обмена и точечно передала через интрузивные шпили чистый жар солнца. От такой атаки урвитов должны были уберечь алгоритмические реакции заклинаний их доспехов, которые автоматически входили в состояние максимального темпорального ускорения и полностью билокализировали владельцев пробабилистическим разбросом в искривление окружающих пространств, заранее распахнутых для мгновенного бегства. Должны были; не уберегли: вошедшие за джиннами инвазивные конструкты уже ударили шестимерными зародышами полей хаоса, силой, которую засасывали живые бриллианты, развертывая их в тесные энтропийные матрицы. Заклинания урвитов скисли. Некоторых, уже в виде плазмы, билокализировало куда-то за горизонт. Джинны на клиньях пылающих конструктов вошли в защиту корабля, словно в масло.

В этот момент реактивные защитные заклинания «Яна IV» работали уже на всех оборотах – то есть те, которые не требовали постоянного надзора операционных кристаллов. Пошел бой на чистой магии; инфернальные огни звезды, превращенные в холодную энергию, стекали на поле битвы ревущими потоками. Напряжение подскочило выше барьера Н’Зельма, и живые бриллианты вывихнулись из своих оправ. Резонанс их открыл над полуостровом сотню так называемых безумных заклинаний, возникающих из бессмысленных пермутаций элементов устоявшихся формул. Поэтому начали меняться цвета неба и земли, солнце и облака выворачивались негативами; перспектива уже на расстоянии вытянутой руки казалась нарушенной неким серьезным изъяном в толстом телескопном стекле; возникли ветры, вихри – ураганы! – рвущие из земли те розовые деревья вместе с корнями; сквозь воздух прокатывались волны разнообразнейших звуков различной частоты, которые менялись в пространствах пониженного давления – там, где распарывались швы между измерениями и гравитация крушила камни. Двое урвитов погибли именно таким образом, разорванные на части.

Реакция остальных защитников, естественно, была медленнее реакции конструкта «Яна IV» – даже несмотря на их максимальное темпоральное ускорение. Они мало что могли сделать. Боевые дымники являли их чувствам настолько всеохватный хаос, такое сплетение заклинаний врага, корабля, летальнаторов и массы «схлопнутых» заклинаний, ничьих маговариаций на тему уничтожения – что они просто не могли сами вступить в бой. Лишенные помощи демонов оперативных кристаллов, они могли довериться лишь собственным джиннам и распознающим заклинаниям – личным и артефактным – доспехов. Но энтропийные матрицы, развернутые инвазивными конструктами, уже вгрызлись в базовые структуры неимпрегнированных в них чар, и теперь эти разрушающиеся заклинания лишь увеличивали возникшее замешательство. Некоторые указывали урвитам в качестве врагов их товарищей; в мгновение ока вспыхивали и гасли братоубийственные схватки. Еще семь трупов. Начали разрушаться летальнаторы; поскольку до сих пор не показался ни один настоящий, материальный враг, все объекты, распознаваемые магоалгоритмами летальнаторов как живые, были телами имперских урвитов – и в них же они ударили. Еще двенадцать урвитов погибли из-за того, что внезапно вскипела кровь в их венах, был заморожен мозг, в плазме их крови растворилась токсичная порция гормонов, сгнили печень и сердце.

В тот момент, когда к битве присоединился Железный Генерал, в живых оставались лишь те урвиты, которые ночевали внутри «Яна IV». Но тогда шпили интрузивных конструктов уже доставали до последнего слоя чар корабля, и даже запертым внутри солдатам жить оставалось считаные волосинки фитиля; меч всегда сильнее щита.

Первой мыслью Генерал активировал все артефицированные части своего тела. Ибо рука представляла собою лишь один – видимый – элемент произведенных изменений организма. То, что видели люди, даже обученные урвиты, даже Закраца: граф Кардлэ и Бладыга в полевом мундире генерала Армии Ноль, – было не более чем выставленной над поверхностью моря головой дракона, мутным отражением чудовища в текущей воде. Порой что-то там мелькало под поверхностью, какие-то крупные, темные абрисы – но все их сразу забывали, вытесняли из памяти, поскольку это было ни на что не похоже, его невозможно было назвать, невозможно сравнить, оно ранило воображение; все придерживались легенды: бессмертный Железный Генерал, архетип урвита. А он существовал на самом деле.

Изогнул время и пространство. Вошел в хроносферу максимального ускорения. Здесь снова изогнул время и пространство и открыл вторую хроносферу. Повторил это еще четырежды. В конце концов, закрытый в темпоральной луковице, он настолько обогнал остальной мир, что от ударов единичных лучей света у него трескалась кожа. Поэтому возложил внешнее экранирование на алгоритмы тяжелых заклинаний руки и открыл им вход в свой живобриллиантовый тетрадон. Это был четверной бесконечный ряд живых бриллиантов, фазово совмещенных в каждом из более высоких измерений. Он кончался и начинался в «костях» пальцев левой руки Генерала; кроме большого пальца, у которого была иная роль. Неактивный тетрадон, как система закрытая, невозможно было обнаружить. Активный же приводил к имплозии квазаров, взрывам пульсаров.

Генерал сжал левый кулак. «Ян IV» свернулся в тор, закружился, уменьшился до размеров зернышка песка и исчез. Генерал раскрыл левую ладонь. Сдуло первый слой темпоральной луковицы и все прочие чары – охранительные и энтропийные. Он сжал кулак во второй раз. Местность, вплоть до самого горизонта, отразилась полусферой на теле Жарного и вывернулась наизнанку. Тысячи тонн земли, воздуха, воды, растений. Он сдавил их в руке. Дожал большим пальцем: их поглотила черная дыра ядра галактики.

Теперь он стоял на дне огромного кратера смерти, черной миски внутренностей планеты, брутально оскальпированной от своей биосферы. Еще осыпался гравий, падали скалы, тек песок, гремела лава. Лучи восходящего солнца с трудом пробивались сквозь пыль, висевшую в воздухе. Если бы не ураган, поднявшийся из-за внезапного перепада в давлении, неба бы он не увидел. Сквозь дымник отмечал холодное пламя пульсирующего божественной чистотой тетрадона, которое было ярче кривой молнии, ярче обнаженной звезды.

Прежде чем первая из скал достигла в своем падении дна кратера – так медленно, так медленно они падали, – Генерал распространился на всю планету, замыкая ее таким образом в зеркальной изнанке своей темпоральной луковицы. Был он теперь временем времени, клепсидрой клепсидр. В руке его с беспомощностью червя извивалась жизнь планеты. Он видел все. Гигадымник расчерчивал у него перед глазами линии силы. Генерал взглянул и сжал кулак. Планета взорвалась. Еще до того, как он облущил остатки своей темпоральной луковицы, черная дыра испарилась.