Феофан не ответил. Он исчез. Растворился. На большом сундуке, покрытом самотканым ковром, сидел Алексей, подперев щеку ладонью, и о чем-то думал.

– Алеша! – Сиур сразу отбросил мысли о коридоре, доме, Феофане и вообще обо всем. Он не чаял увидеть товарища абсолютно здоровым, живым, в целости и сохранности. То есть он не сомневался, что обязательно найдет его – без веры в успех любое дело обречено на провал, – но ожидал каких-нибудь осложнений, возможно, травм или болезни. Должна же быть причина, по которой здравомыслящий человек, никому ни слова не говоря, исчезает в каком-то лесу, в каком-то домике, с каким-то блаженным Феофаном…

Он подошел к сундуку, и присел на него, рядом с Алексеем.

– Леха!

Никакого ответа. Сиур схватил парня за плечи и как следует потряс. Тот перевел на него удивленные глаза.

– Сиур? Что ты тут делаешь?

– Тот же вопрос не мешало бы задать тебе.

– А! Ты явился, чтобы помешать мне… Почему вы не хотите оставить меня в покое?

Сиур помолчал, не зная, что ответить. Действительно, почему?

– Тебя Лариса ждет, – наконец, выпалил он первое, что пришло в голову.

– Лариса?.. А, Лариса! Я скоро вернусь. Скажи ей, чтобы не волновалась. Ей нельзя волноваться. Сердце… Ты знаешь.

Сиур потерял терпение. Невыносимо было видеть Алешку таким… Безвольным, безучастным, вялым, как ленивый, разомлевший на солнце кот. Травки обкурился, что ли? Или зельем каким опоили? Но кто и зачем? А главное, как им это удалось? Алеша из всех них был самым рассудительным, трезвым и хладнокровным. Что могло привести его в подобное жалкое состояние?

– Послушай, кончай валять дурака! Тебя что, сладкоголосые сирены[41]очаровали? Так ты, милый мой, не Одиссей! Те времена давно канули. Славные герои прошлого сменили имидж. Теперь они ездят на автомобилях, курят «Мальборо» и имеют револьвер в кармане брюк. Ты меня слышишь?

– Да. – Взгляд Алеши стал более осмысленным. – Ты это серьезно?

– Насчет чего?

– Насчет револьвера!

– А как же. Тебе нужен?

– Дай, если есть. Застрелюсь… Может, легче станет?

– Леха, что с тобой? – Сиур за плечи развернул его к себе лицом и пристально посмотрел в полные тоски глаза. – Как ты сюда попал? Почему ты ушел из гостиницы? Я ищу тебя более двух недель. Мы с Владом голову сломали, куда ты мог подеваться?

– Я жду.

– Ждешь? – Сиур не поверил своим ушам. – Чего? Я думал, ты каяться сюда пришел, грехи отмаливать. С трудом догадался. Но…

– Мой грех не отмолишь. Нет мне прощения…Какое раскаяние? О чем ты? Если б я мог… – Его глаза чуть наполнились слезами и тут же высохли. – Если б я мог!

– Расскажи мне об Элине, – жестко сказал Сиур. – Все!

Алексей отшатнулся, как будто его ударили. Смертельная бледность покрыла его и так тусклое лицо.

– Откуда ты знаешь? Я никому…

– Расскажи мне все. Сейчас же! Девочка Элина так похожа на Ларису. Вернее, наоборот.

– Поэтому я и женился на ней, – вздохнул Алексей. Он смирился с волей Сиура и начал свой рассказ. Он говорил о соловьиных ночах, о черешневом саде на окраине городка, о ландышах, которые собирал на рассвете и бросал, мокрые от росы, ей в окно. Густая боль по капле вытекала из его сердца с каждым вымученно произнесенным словом… Он рассказывал о запахе скошенного сена и первом поцелуе, который видела только одна утренняя звезда Венера на светлеющем небе.

– Когда я прикоснулся к ее губам, земля ушла из-под ног… Никогда больше со мной не было ничего подобного. Я искал себе смерти – среди скал, от пули боевика или бандита. Но знаешь, как это бывает… смерть ищет того, кто ее боится. Я возвращался из самых безнадежных вылазок без единой царапины! Бог решил наказать меня за Элину. Она была такая… нежная, чистая, и… самозабвенная… Она отдалась мне в одну теплую весеннюю ночь, под пение сверчков в темном саду, и это блаженство стоит передо мною, неуловимое, как запах яблок или мечта о счастье… Элина даже не была красивой, как мы это понимаем. Но в ней было… таинство женственности… Тот источник, из которого никогда не напьешься… Другие женщины не такие – я проверял. Молодые, яркие, страстные – ничего подобного, даже близкого к тому, что я испытал тогда в саду… А потом я еще женился на Ларисе. Сколько раз я предавал Элину!

– Но ведь ее больше нет, – тихо сказал Сиур и вдруг понял, что это неправда.

– Она не может исчезнуть. Она – это я, – самое лучшее, что во мне еще осталось.

– Ты не виноват, что тогда…

– Нет, если бы я не уговорил ее… Она не хотела. Она не любила пороги, плоты, воду. Я просил, и она согласилась. Когда плот перевернулся, я все время видел ее жилет среди пены, и был уверен, что спасу ее. Но она не захотела больше быть со мной… А потом, мы все искали ее. И спасатели искали.

– Тебе было бы легче, если бы у нее была могила?

– Не знаю… Я мог бы прийти туда и умолять ее о прощении.

– Она не винит тебя, поверь… Ей было бы больно, увидь она тебя таким. Встряхнись! Тебя ждет другая женщина, перед которой у тебя есть обязательства. Ты не можешь…

– Но… он показал мне браслет Элины! – Алеша даже привстал при этих словах. Он вдруг словно вспомнил что-то очень важное. – Он показал мне ее браслет!

– Что? Кто? Какой браслет?

– Браслет Элины!

– Говори толком. – Сиур тоже привстал. Наступит, в конце концов, какая-то ясность в этом чертовом деле? Тут же пред ним появилось укоризненное лицо Феофана: разве можно богохульствовать в святом месте? Он оглянулся. Известное дело – никого. Почудилось. Кстати, а что это за место? Ну, потом узнаю. Сейчас другое важно. – Кто тебе показал браслет?

– Не знаю. Человек какой-то… странный. Я в гостинице был, в номере. Как раз вещи складывал. А тут – он. Кричит что-то через окно.

– Что он кричал?

– Да я не разобрал. Потому и подошел поближе, выглянул. Ну и…

– Что? Говори же.

– Он мне показал браслет Элины.

– Ну и что? Мало ли таких браслетов? Ты уверен, что это ее?

– Конечно. Она носила его, не снимая. Металл, из которого он сделан, сильно сверкал на солнце. Я так и не смог определить, что это за сплав. Больше я никогда ни у кого такой вещи не видел.

– Ну, хорошо. Он показал тебе браслет… И что из этого следует? Может, она ему подарила? Может, ее бабушка продала браслет?

– Она не могла его никому подарить. Потому что… Он был на ней тогда, в тот день…