Поднимаясь по лестнице из подвала библиотеки, Максим почувствовал будто колючку в ботинке: «Ну и ради кого твой сегодняшний поступок?».

Ради нее? Эшли сто раз говорила, что ее все устраивает, что Мировой совет хранит мир и порядок на Земле. А все проблемы оттого, что люди мало работают и много тратят. Когда он сказал ей, что некоторые тратят не больше глобо в сутки, она развела руками: «Ну, тогда их проблемы от недемократической власти и несвободной экономики. Или они просто слишком быстро размножаются».

Если для нее, то разве что в общем списке… но не больше, чем для какого-нибудь пятилетнего мальчика из Нигерии или Эфиопии, который пьет грязную воду из луж, ест траву, как кролик, и весит столько же, сколько это животное. Скорее уж для него, а не для взрослых со всех континентов, которые будут смотреть на эту битву в новостях, пожирая чипсы и накачиваясь пивом.

Неважно, сочувствуют они, поддерживают или проклинают. Никакой разницы! Все равно они там, а ты здесь. Приносишь жертву, которая им не очень-то нужна.

Он вспомнил ничего не выражающие оловянные глаза-пуговицыродственников, знакомых, коллег. Их мечты, их планы, не простирающиеся дальше карьерного роста на одну ступеньку, новых покупок и отдыха на престижных курортах. Свои поездки они, разумеется, запротоколируют дотошнее, чем врач – выполнение сложной операции, и выложат подробный трехмерный отчет. А если не удастся съездить или слетать, не удастся купить, – сделают только отчет. И для френдов этого будет достаточно. А вот без отчета никакое событие ценности не имеет, даже самое счастливое и важное. Его будто не было.

И это ради них? Да они ничего не хотят и не могут хотеть, кроме как поменять злого хозяина на хорошего, который чаще наполняет миску и меньше бьет сапогом по хребту.

Майкл, Иштван, Чиумба, Ким, Петр, Серега из Корпуса. Хорошие служаки, почти все отличные семьянины. Грубые, книжек не читающие и не знающие, чем Гегель отличается от Гитлера, и кто победил последнего – может, марсиане. Хотя нет, Петр и Серега знали, но это никак не влияло на их поступки.

Все они – по-своему честные, и для своих готовы свернуть горы. А еще они всегда делают то, что им прикажут. В том числе и убивают тех, на кого им укажет начальство. И его убьют, если их пути пересекутся. И уже на следующий день будут жарить барбекю, как в свое время жарили, будучи у него в гостях. Готов ли он на эту жертву ради них?

«Да, готов, – ответил Рихтер своему внутреннему голосу. – И проваливай ты на хрен, голос! Мне хватает электронных голосов, чтобы еще воображаемые слушать».

Все же Максим надеялся, что им не придется воевать против Корпуса. Была еще призрачная надежда на то, что Мировой совет пойдет на уступки. На то, что еще существовало какое-то политическое решение конфликта.

«Конфликта? Там возле даун-тауна недавно открылся филиал ада на земле. А во всем городе погибли тысячи. И ты называешь это мягким словом из лексикона психолога-шарлатана? Конфликт – это когда люди спорят из-за места на парковке, а не тогда, когда жгут друг друга живьем».

Они вышли на площадку. Не все, только первая партия из десяти человек. Ночь была прохладной, пахло не гарью и гнилью, а цветами. Какие-то ночные насекомые кружились над клумбами. Весь кампус утопал в зелени, хотя и говорили, что некоторые цветы погибли, когда засуха совпала с отключением систем капельного полива. Но все равно это был рай, с красными, синими и желтыми соцветиями всех сортов, часть которых создали природа и селекция, а часть – генетика. Отличить было непросто.

И вот из этого великолепия им придется лететь туда, где будут смерть и кровь. Вечный контраст, о котором стыдно упоминать поэту, чтобы не забросали гнилыми помидорами. Но Рихтер всегда считал, что он не поэт, а человек с практическим складом ума. Именно эта прагматика привела его сюда, вера в то, что жертва немногих ради будущего для всех, ради вечности, – это не романтика, а нормальный разумный обмен. Оправданный. Но начинать надо с себя, а не требовать жертвы от других.

Серпик луны – последняя четверть убывающей – на секунду показался из-за темного облака. Но дневные птицы еще спали, и это хорошо. Для летящего на большой скорости человека столкновение даже с голубем совсем не полезно.

В мирное время звезды над Большим Мехико разглядеть было трудно, свет города скрадывал, не давал увидеть рисунок созвездий, оставляятолько самые яркие. Но сегодня светились лишь редкие фонари да тусклые россыпи огней в районах коттеджей и немногие окна в многоэтажных домах. Люди старались включать свет пореже. Контуры небоскребов выделялись на фоне неба, подсвеченные красными огоньками, но сами были почти черными. Кто будет сидеть в офисе в четыре утра, да еще в военное время? И просто так жечь свет, рискуя привлечь снаряд, тоже никто не будет. Почти все фирмы и учреждения не работали. В столице, почти освобожденной, тоже введена светомаскировка.

На крышах и на антенных мачтах горели красные предупредительные огни, хотя никаких самолетов над Мехико не летало уже давно, кроме разве что невидимых разведчиков обеих сторон. Реклама тоже была полностью отключена. Поэтому созвездия были хорошо видны там, где небо не затянули облака.

– Ладно, хватит прохлаждаться. Танцуем румбу! – объявил военспец.

Затем он вспомнил молитву астронавта Шепарда: «Please, dear God, don't let me fuck up», произнес эти слова про себя с иронией и запустил мотор. Надо было дать тому хоть немного прогреться. Остальные синхронно сделали то же самое. Звук был почти неслышным – тихое жужжание, которое вблизи можно было принять за полет насекомого, а за десять метров – не уловить вовсе.

Военспец напомнил всем, чтобы следили за зарядом батарей. За ночь аккумуляторы были заряжены полностью, но любые эксцессы возможны там, где техника используется не так, как предполагал изготовитель. Единая энергетическая установка костюма должна была распределять энергию на все так, чтобы минимизировать расход. Суперконденсаторы энергетического оружия были заряжены отдельно и тоже под завязку.

– Ну! На старт! Внимание! Поехали!!!

Заработал несущий винт. Его запустил контроллер коптер-пака, которому Максим дал команду на отрыв от земли через секунду и задал нужное ускорение.

Он почувствовал, что земля резко ушла из-под ног. Костюм предохранял от ветра и прохлады, но натяжение от ремней рюкзака, распределенное по всей спине, было трудно с чем-то спутать.

И все летуны из группы «Ягуар» взлетели: тремя партиями, каждая почти синхронно, как стая уток, хотя они больше напоминали гигантских майских жуков.

Внизу с парковки им помахала рукой одинокая фигурка. Виссер, чья фамилия по-русски звучала не слишком благозвучно, в это утро был кислым и осунувшимся. Он считал, что его обидели тем, что не взяли в бой. Дурак. Просто мало еще видел крови, внутренностей и оторванных конечностей, поэтому и считает, что там есть что-то красивое и величественное. Максим в глубине души понимал его обиду, но считал, что на земле от него будет больше пользы.