Желание пофантазировать, приписать то, чего не было, видно и в книжке «Земноводнаго круга краткое описание…» Иоганна Гибнера, изданной в Москве в 1719 году. Она выдержала 36 изданий общим тиражом 100 тысяч экземпляров! Вот что пишет автор о Каффрарии: «Жители этой страны человеческое мясо жрут. В земле своей называются оные готентотен, а говорят языком, подобно как у нас куры кричат».

Для начала XVIII века это было простительно. Салонные разговоры об Африке без упоминания о людоедстве были скучны. Но прошли века, наступил двадцатый век, а вездесущая заманчивая фраза о каннибализме у зулусов прошмыгнула в такие солидные издания, как «Африка» Ф. Гана 1903 г. Она затерялась среди реалистичного описания событий в землях зулусов и матабеле, и потому была воспринята с верой. Вот это место у Гана.

Ф. Ган. Африка. М., 1903 г.

«В последние годы часто приходилось слышать о народе матабелей, или матебелей, область которых на севере граничила с рекой Замбези, а на юге с Лимпопо. Главное занятие их заключалось в охоте, грабеже и войне, земледелие находилось в пренебрежении, а скотоводство ограничено распространением мухи цеце. Уже своей наружностью матабели производили впечатление крайней дикости. Увешанные шкурами диких зверей, украшенные леопардовыми хвостами, прикрытые шапкой из шкуры дикой кошки или зебры, они носили в руках короткие пики, колоссальные копья и огромные щиты, их хищнические походы сопровождались ужасами, опустошением и избиением людей в самых больших размерах. Это неудивительно потому, что у них существовало людоедство, которое подтверждается найденными в пещерах черепами и раздробленными мозговыми костями…».

Между тем, каннибализма у матабеле не было — это доказали миссионеры, жившие среди них подолгу, да и современные ученые. Правда, тут возможно другое: в краалях этого народа обитали представители других племен, покоренных воинами матабеле. Эти чужеродные элементы в армии матабеле широко использовались в дальних походах. Возможно, среди них были и каннибалы…

Не будем так уж строги к первым да и не только первым наблюдателям быта далеких народов. Вспомним Белинского: «Часто путешественники вредят себе и своим книгам дурной замашкою видеть в той или иной стране не то, что в ней есть, но то, что они заранее еще у себя дома решили в ней видеть…»

В свое время известный немецкий писатель Г. Белль опубликовал свои наблюдения за своеобразными штампами в описании тех или иных народов.

«Русские непременно с бородой, одержимые страстями и немного фантазеры; голландцы неуклюжие и как дети наивные; англичане скупые или чересчур «Оксфордистые»; французы то чрезмерно чувственные, то невероятно рассудительные; немцы либо целиком поглощены музыкой, либо беспрестанно поглощают кислую капусту; венгры, как правило, безумно страстные, таинственные и накаленные, как нить электрозажигалки…»

А зулусы? Пожалуй, такого емкого, но в то же время краткого и точного определения в литературе прошлых веков, изданной в России, не найдешь. В большинстве своем это пространные описания, заимствованные у миссионеров, и схожи с теми, что опубликованы в вышедшей в 1846 году книге «Известия о коренных жителях Южной Африки и о распространении между ними христианства»: «Земли Южной Африки принадлежат к числу тех стран, которые не могут обращать на себя всеобщего внимания ни по каким-нибудь историческим событиям, ни по памятникам древности, ни по политическим переворотам, ни по славным подвигам их обитателей… Напротив того, состояние несчастных юго-африканцев, которое путешественники обычно изображают во всех известиях о них самыми мрачными чертами, возбуждают в читателях часто отвращение или даже презрение к этим народам».

И вообще, «природные жители Южной Африки состоят из нескольких племен, из которых более всего известны готтентотское и каффрское».

Но было бы несправедливо представлять давнюю африканистику полностью в кривых зеркалах. Журнал «Библиотека для чтения» в № 3 за 1834 год в разделе «Смесь» публикует рассказ некоего лейтенанта Роджерса, который служил в Южной Африке и привез в Европу интересные сведения о «кафрах». Вот что пишет этот наблюдатель о военных действиях: «Вид кафров, идущих в атаку на неприятеля, поразителен. Они скидают с себя каро, или епанчи из размягченной бычьей шкуры, носимые обыкновенно через плечо, и идут в атаку совсем нагие; на темнобурой лоснящейся их коже, облитой ручьями пота, яснеют только медные и костяные кольца, которыми они унизывают себе не пальцы, а руки, да нити цветных бус, которые носят они на шее или по поясу, считая талисманами…

Боевой танец зулусов

Кафры кажутся высоки в сражении, но в самом деле рост их невелик, и все вообще сложение уступает европейскому. Только от постоянного движения лядвеи, голени и ступни становятся у них огромные до уродливости, так что легко различить след кафра по его величине и расширению пальцев».

И еще один любопытный пассаж: «Они неутомимые путешественники и деятельны до чрезвычайности, точно сайги, которые, говорят, и простреленные пулей, с ног не валятся, а бегут далее, собственно уже до смерти…»

Будем откровенны: экзотика и ощущение отдаленности всего происходящего довлела в представлениях о южноафриканцах у давних читателей, наших соотечественников. Для большинства европейцев они были просто кафрами или готтентотами.

Были кафры, и были буры и англичане. Кто-то с кем-то постоянно враждовал. Кто-то был жесток. Кто-то страдал. Кто-то куда-то плавал. Что-то видел. Что-то привез и рассказал.

Дингисвайо

Мы в Южной Африке, читатель. Вернее, в той восточной части ее побережья, которая с конца XV века носит красивое португальское название «Наталь». Это означает «рождество», а назвали эти области спутники Васко да Гамы, когда проплывали берега Юго-Восточной Африки в последний месяц последнего года пятнадцатого столетия.

Но нас интересуют не столь давние времена. Рубеж семнадцатого и восемнадцатого веков, так насыщенный в Европе событиями и засвидетельствованный источниками, для Южнрй Африки оказался покрытым мраком.

Между тем, тут развернулись действия, которым чуть позже уготовано было стать прологом многих перемен в европейской да и в мировой истории. Неведомая глубинная Южная Африка, патриархальная жизнь которой не нарушалась, казалось, целыми столетиями, копила и множила в себе серьезные социальные и военно-политические сдвиги, настоящий пожар.

Для возгорания достаточно было одной искры.

Возможно, такой искрой стала малоизвестная экспедиция, не прогремевшая подобно предприятию прославленного морехода, но породившая загадку, о которой и поныне думают африканисты. Речь идет об экспедиции дю Грэ Александрера, принца Каледонского, который, будучи губернатором Капской провинции, решил наладить связи с португальскими поселениями в бухте Делагоа, где сегодня находится столица Мозамбика— Мапуту. В 1807 году группа всадников под началом военного хирурга Роберта Коуэна на