Образовавшееся из осколков разбитых племен новое «племя» разбойников-скамаров избрало своим вождем изгнанника, «князя-изгоя» Мунда, перешедшего от разбойных нападений к малым войнам, в ходе которых внук Аттилы дрался, попеременно, то с гепидами, то с «ромеями» (должно быть, для разнообразия).

Затем он присоединился к Теодориху Остготскому (будущему Дитриху-Тидреку германских саг), наведшему, именем константинопольского императора, порядок в Италии и обратившему свой взор на Второй Рим. Разбойник сделался начальником наемного отряда на службе остроготского царя, скамары превратились в его преданных ему до смерти дружинников, или, по-римски, букеллариев – «кусочников», служивших господину за кусок (букеллум) – хлеба. После смерти Теодориха Великого внук Аттилы Мунд-Мундон стал одним из самых знаменитых полководцев Римской империи (формально – вновь единой, после свержения последнего императора западной части Римской «мировой» державы Ромула Августула начальником его собственной гвардии Одоакром, сыном гунна Эдекона).

Это и понятно. Не мог же внук великого Аттилы служить дочери умершего Теодориха Амаласунте, воцарившейся над италийскими остготами и римлянами! Это ему было «не по чину». Если уж служить, то только величайшему из всех владык земных, от чьего имени формально правила Италией остготская царица. Вот и отправился предприимчивый гунн, о приключениях которого давно уже чесали языками придворные сплетники и сплетницы в Равенне и Константинополе, в царственный град на Босфоре, припасть к стопам Юстиниана I Великого. Император Флавий Петр Савватий Юстиниан, твердо решивший стать «собирателем римских земель», восстановить Римскую единую державу в прежнем блеске, скоро приблизил Мунда к себе. Окруженный интриганами и заговорщиками, прозорливый василевс угадал в гунне верного человека и – как знать? – своего будущего спасителя. Дальновидный август не ошибся. В 532 г. объединившиеся димы (факции, т.е. партии цирковых болельщиков-фанатов) «голубых» и «зеленых» подняли в Константинополе восстание «Ника» (бунтовщики подбадривали друг друга криком: «Ника!», т.е. «Побеждай!») и провозгласили новых императоров (на всякий случай – сразу двух, чтоб крепче и верней ударить по Юстиниану, не оставив ему ни малейших шансов на успех).

Низложенный Юстиниан уже собирался бежать из столицы. Но василевса поддержали два сохранивших ему верность полководца – Велизарий, магистр пехоты, и Мунд, магистр конницы. Они подавили восстание димов, спасли императору жизнь и престол. Провести свою конницу через переполненный толпами восставшего плебса царь-градский цирк, прокладывая себе путь обнаженным мечом – такое было под силу, пожалуй, лишь гунну. А из всех гуннов – пожалуй, лишь внуку Аттилы. В награду за этот подвиг Мунд получил в управление Иллирию (Иллирик), где на правах римских союзников были поселены остготские военные колонисты.

Т. о. внук Аттилы был назначен управлять остготами, принесшими так много бед сыновьям «Бича Божьего». Поэтому дело никак не могло обойтись без кровопролития. Мунд, человек уже немолодой, не щадил себя в схватках с восставшими остготскими «федератами». Отчаянная борьба разгорелась за важный портовый город Салону (ныне – Сплит на территории Хорватии), бывшую резиденцию августа-язычника Иовия Диоклетиана, с его знаменитым дворцом и мавзолеем, перестроенным в христианский храм. Мунд усмирил Далмацию, выбил остготов из Салоны, но те, собравшись с силами, напали снова. Сыну (возможно, единственному) Мунда, православному христианину по имени Маврикий (тезке Святого мученика, упомянутого выше), было поручено наблюдать за приближающимися готскими войсками. Легко сказать – наблюдать! Как будто правнук «Бича Божьего» Аттилы был способен ограничиться только наблюдением за противником! Юный гунн напал на готов, попал в окружение и был изрублен на куски. Узнав о смерти сына, Мунд решил, что ему не для чего больше жить. С лихого гунна будто бы слетело, вместе с золоченым панцирем и пурпуром, все римское. Он перестал быть дуксом и магистром римского августа и василевса, став перевоплощением своего деда Аттилы. Подняв по тревоге всех воинов своего гарнизона, Мунд сел на коня и ударил на остготов. Сначала готы дрогнули под напором римлян во главе с обезумевшим гунном и готовы были обратиться в бегство. Но тут один из них узнал в нападающем правителя всей Иллирии, дукса Мунда, собственной персоной. Остгот нанес ему удар мечом. И Мунд обрел наконец смерть, которой искал после гибели сына в аналогичных обстоятельствах…

Гибелью доблестных потомков «Бича Божьего» Маврикия и Мунда (павших, по иронии судьбы, на римской военной службе!) завершился век, прошедший со дня воцарения Аттилы, «гуннский век». Но и в последующие века память о гуннах не исчезла. Да, гунны не построили ни единого храма или дворца, дошедшего до нас, разрушив много храмов и дворцов, построенных до них другими. Да, они не составили своего судебника, своей «Гуннской правды». Да, нам известна только одна единственная гуннская песня, и та – погребальная. Да, гуннская гроза прокатилась по Риму (и миру). Но всякая гроза не только приносит беды и разрушения, но и очищает воздух. Так и гунны, пронесшиеся по миру, как буря с громом и молнией, вымели немало гнили, зловоние которой не могли заглушить никакие благовония.

Вопреки мнению немецких националистов (включая тт. Маркса и Энгельса), долгая агония Римской «мировой» империи была ускорена и укорочена не племенами германцев, а гуннами. Именно гунны нанесли римской «пиявице Вселенной» смертельный «удар милосердия», продемонстрировав «граду и миру» старческое бессилие выродившихся древних народов Средиземноморья. Вне всякого сомнения, сами гунны были силой деструктивной, разрушительной, не способной создать ничего нового. Но они послужили наглядным примером последствий вторжения первобытной энергии в жизненное пространство одряхлевшей, исчерпавшей себя во многих отношениях культуры. Странным образом, германцы, так долго сталкивавшиеся и активно контактировавшие с римлянами, не смогли послужить таким примером, сами подчинившись, в лице своих сильнейших племен, гуннским пришельцам. Это подчинение германцев гуннам началось при Германарихе и окончилось почти столетие спустя в битве при Недао. А то, что продолжается так долго, целый век, не может быть случайностью, являясь исторической необходимостью.

Впоследствии, после смерти Аттилы и гибели его сыновей, все переменилось. Исконно оседлые германцы, после периода беспокойной кочевой жизни из-за гуннов и вместе с гуннами, вернулись к оседлому существованию. Они перешли к более высоким организационным формам. Племена и народности стали превращаться в нации. А уникальная мощь гуннов, несравненное боевое неистовство целого народа, осталась стихийной, хаотичной, так и не приведя к созданию собственно гуннского государства. Попытки угров-мадьяр-венгров через 500 лет после Аттилы возводить свое происхождение к гуннам, вводить в угорские сказания Аттилу как предка своих собственных, венгерских королей, можно понять и извинить. Но лишь как стремление придать одинокому венгерскому «клину» среди чужеродных народов Европы дополнительный вес и значение, не более того. Жажду завоеваний и мечты о господстве над Римом (и миром) от гуннских царей унаследовали скорее ханы и цари тюрок-праболгар (протоболгар, булгар). Постоянно пытавшихся расширить свои основанные Аспарухом, Тервелем и Крумом на славяно-фракийско-иллирийских землях полуварварские царства за счет соседней Восточной Римской империи (в свою очередь, не остававшейся у них в долгу, при каждом удобном случае).