– И что же изменилось? – мрачно спросил Святослав. Ему было не по себе, словно он влез в чужую, неприятную и несвойственную ему шкуру. – Раз вы все понимаете, что изменилось, барон?

– Теперь это вопрос и ее счастья, ваше высочество, – твердо ответил Байдек. – Будь я один, я бы отступил. Но она хочет этого. А ее желания для меня… – он замолчал, подбирая слово.

Но его поняли.

– Отец, – заговорила принцесса Ангелина. – Я поддерживаю и разделяю твою точку зрения.

Байдек остро глянул на нее и сжал зубы.

– Но ради мира в семье и ради того, чтобы не вынуждать мою сестру и барона на недостойный поступок, я прошу вас дать разрешение на этот брак.

И в этот момент ее интонации и манеры были так похожи на тон Ирины, решающей дипломатические споры, что Святослав прикрыл глаза.

Дверь распахнулась, в комнату с радостным визгом «Спасибо, Ани!» вбежала Василинка, повисла на шее у сестры. Затем решительно встала рядом с Марианом, сжала его руку своей теплой ладошкой. В открытую дверь робко заглядывали немного опухшие младшие принцессы.

Принц-консорт, глядя на этот бедлам, тяжело вздохнул.

– Хорошо. Я даю согласие на помолвку. Но свадьбе быть не раньше, чем через месяц, хотя бы в память о королеве. И, барон, вы обязаны найти мага, который обучит вас справляться со своей стихией. Иначе я никогда не буду уверен в безопасности Василины.

Тем же вечером за ужином Мариан Байдек надел на палец своей невесте скромное помолвочное кольцо, тем самым закрепив свои права. Его зверь сыто порыкивал где-то на задворках сознания, перестав беситься. Может, дело было в том, что полная луна уже пошла на убыль. А может, в том, что та, кого он так сильно желал, смотрела на него светящимися глазами, обещающими, что совсем скоро она будет принадлежать только ему.

* * *

Ночь. Осень. Мелкий теплый дождь гулко и часто стучит по стеклам. Пахнет свежестью, дымом и сладкой осенней листвой.

Старый домик лесника с единственным светящимся окошком. За домиком веется дымок из пристроенной баньки, спускающейся настилом прямо в озеро.

У окна двое. Девушка, прижавшаяся к плечу мужчины, и ее муж, бережно обнимающий ее и что-то тихо рассказывающий ей на ухо.

Когда-то давно, возлюбленная моя, так давно, что и не вспомнить, на Севере жили такие же суровые и неуступчивые люди, как сейчас. И не было тогда других венчальных обрядов, кроме того, что творили двое в полном молчании под присмотром лунной ночи. Это обряд поклонения жене, обряд обновления и нового рождения…

Я раздену тебя донага, любимая моя, сниму кольца и серьги, чтобы ничего не оставалось на теле, распущу твои прекрасные волосы. Отнесу тебя в дом Жара и Здрава и трижды омою тебя озерной водой под присмотром богов. Обрежу твои светлые волосы на три ладони, и мы сохраним их для оберегов наших детей. Нет ничего сильнее, чем волосы девушки в ночь, когда она станет женщиной…

– Хорошо, – выдыхает она покорно, завороженная его низким голосом.

Я распарю твое тело так, что ты перестанешь чувствовать себя, а кожа твоя станет светящейся, как шелк. Окуну в прохладную купель, и ты будто заново родишься. Бережно оботру тебя, сердце мое, собирая капельки воды с твоего тела, расчешу гребнем и одену в белую чистую сорочку с вышитыми божественными колесами. А затем возьму тебя, теплую и разомлевшую, на руки и отнесу сюда, на наше супружеское ложе. Здесь ты будешь отдыхать и ждать меня, не произнося ни звука, пока я буду омываться сам и творить брачную молитву, чтобы боги даровали нам здоровых детей и долгую любовь. А потом я поднимусь к тебе и сделаю тебя своей женой…

– Хорошо, – шепчет она, и он легко касается ее губ целомудренным поцелуем.

Скрипучая широкая кровать, застеленная хрустящими белоснежными простынями. Потертый теплый ковер на полу. Много цветов, небрежно брошенных чьей-то неторопливой рукой, и их медовый запах.

Огонь в камине, статуэтки богов на каминной полке, терпкий запах смолы и раскаленного камня. Девушка, сидящая на кровати в длинной белой сорочке. Мужчина у ее ног, словно поклоняющийся ей. Диковатый блеск его глаз и мощные руки, скользящие вверх по тонким гладким щиколоткам. Хриплый шепот…

Моя…

Теплые губы на внутренней поверхности бедра, головокружительный женский запах, чуть царапающаяся мужская щетина, тонкие пальцы в волосах мужчины, его судорожный вздох.

Моя…

Какое счастье, что я могу смотреть на тебя, сколько захочу, и не отводить взгляд. Какое счастье, что я могу трогать тебя так, как захочу, и видеть, как розовеет твоя кожа и туманится взгляд. Как описать, что я чувствую, когда ты так открыта для меня, любимая? Когда ты так близко, что меня трясет от твоего запаха?

Скользящая вверх по телу брачная сорочка, прикрытые блестящие глаза, совершенная грудь в отблесках пламени. Теплые руки на мягком животе и влажный сосок, попробованный на вкус. Первый приглушенный стон. Первый вздох удовольствия. Пальцы, сжимающиеся на плечах. Мягкое тело на хрустящих простынях.

Как я могу описать тебе, что ты делаешь со мной, просто касаясь меня? Твоя ласка такая робкая, что я периодически замираю, боясь тебя спугнуть. Твои губы такие сладкие, что я бы пробовал их вечно и не мог бы насытиться. Ловлю твое дыхание, чтобы познать, как ты откликаешься.

Моя…

Как я боюсь сделать тебе больно. Как я хочу тебя. Сердце мое, жизнь моя.

Ты заставляешь мое тело гореть, ударяешь в голову как терпкое вино. Видят боги, я не могу больше ждать. Я слишком долго ждал и точно умру, если прямо сейчас не возьму тебя.

Движение, вскрик, всхлип, стон, слезы в уголках глаз. Мощные руки, удерживающие на месте. Прерывистое дыхание. Нежные касания губ. Прости.

Совсем моя…

Скрип кровати, стук дождя, низкий рык мужчины, сладкий запах цветов, прикрытые затуманенные глаза, судорожные всхлипы-полустоны, треск поленьев в камине, ноготки, царапающие сильную спину, наслаждение на грани боли или боль на грани наслаждения.

Как же я жил без тебя все эти годы, не имея надежды хоть когда-нибудь прикоснуться к тебе?

Мыслей больше нет. Есть только бесконечное и безжалостное движение, хриплые крики, стреляющие безумным огнем по позвоночнику, нетерпеливые вздохи. Ставшие вдруг требовательными мягкие губы, солоноватый запах страсти, влажные тела, взгляд глаза в глаза, и все ускоряющийся мир, который неумолимо чернеет и вдруг взрывается, заставляя глухо рычать и содрогаться.

Тишина, прерываемая громким дыханием двоих. Ночь, стыдливо заглядывающая в окно. Двое, принадлежащие друг другу. Отныне и навсегда.

Моя? Моя?

Твоя, Мариан. Твоя.

Конец сентября, Великая Лесовина