то, что тот считался в родном племени сильным шаманом. Сорвавшееся с губ имя порождает странное эхо среди переплетения стволов и ветвей... царящая внутри бурелома тьма словно становится плотней, она движется-колышется и очевидно концентрируется вокруг стонущего в бреду мужчины... в какое-то мгновение на стволе одного из деревьев проступает лицо сурового чернокожего старика... лицо исчезает как не было, и тьма уже больше не напоминает живое опасное существо, зато на предплечье пирата наливается багровым светом старая-старая татуировка, эту татуировку набила ему в детстве мать.

Багровая вспышка на секунду озаряет нутро бурелома! Татуировки больше нет, вместо неё тысячи мельчайших существ, что уверенно, по-хозяйски ползают по телу пирата как по собственному дому. Если присмотреться, только очень-очень хорошо присмотреться, то можно понять, увидеть, разглядеть, что это крохотные паучки с человеческим черепом на месте головы и с зелеными бусинками глаз. Жутким паукам по нраву свежие шрамы и царапины, их много на опухших ногах, на чёрных вздувшихся ступнях...

Вокруг окончательно впавшего в беспамятство южанина-полукровки разливается зловещее багровое сияние! Из пустоты доносятся похожие на стоны-хрипы выкрики, откуда-то издалека им вторят звуки барабана!

Восемь часов спустя.

Ош очнулся полный сил и совершенно не ощущая боли! Чувствовал себя так... что и не передать! На какой-то краткий момент ему даже показалось, что всё произошедшее с ним за последние два дня это всего лишь сон, всего лишь насмешка богов над несчастным обречённым узником. Но нет, открыв глаза он обнаружил себя не в опостылевшей камере подземной тюрьмы клана, а в коконе-гнезде из мохнатых, точнее поросших длинными зелёными иголками ветвей. В столь тесном, убогом пристанище ещё можно было пошевелить рукой-ногой, с трудом и не распрямляя спину полностью можно было присесть, но вот встать уже нельзя, рядом с ним валяются два бесформенных грязных комка. Пирату потребовалось какое-то время, чтобы с искренним удивлением опознать в вонючих комках свои собственные ботинки. Сейчас верно послужившие ему ботинки производили жутко отталкивающее впечатление — к ЭТОМУ не хотелось даже прикасаться, не то что надевать на ноги...

- Ноги...?! - воспоминания о произошедшем захлестнули всё его существо кипящей панической волной. Не в силах скрыть дрожь пират во все глаза уставился на ноги, он прекрасно помнит, какими они были до сна-забытья, помнит своё отчаянье и накрывший его ужас. Ош смотрит... и облегчённо ругается сквозь зубы! Ступни и ноги совсем не такие, какими были до забытья — грязные до невозможности, но не распухшие и не налившиеся жуткой чернотой. Они совсем не болят, ступни и пальцы исправно шевелятся при малейшем усилии воли. Радости пирата нет предела, искреннее счастье целиком и полностью захватывает его на несколько минут!

Вскоре однако беглец приходит в разум, окончательно осознает, кто он, где он, откуда сбежал, и более внимательно осматривает себя, своё временное убежище, а заодно пытается понять-вспомнить, что же с ним всё-таки произошло, в чём причина столь удивительного избавления от верной смерти?

Внимательный осмотр гнезда-убежища немногое ему даёт, ничем не удивляет, кроме одного... Ош совсем не понимает, как, демоны его забери, он вообще сумел сюда залезть!? КАК по пути сюда он не выколол себе глаза о ветви и растущие на них жёсткие иголки? Не напоролся на торчавшие повсюду обломанные сучья? Острые как ножи сучья! КАК сумел протиснуться там, где с трудом можно всунуть ладошку? КАК сумел отогнуть толстые ветви... да ещё и в том жутком состоянии, в котором он находился тогда?

Быстрый осмотр себя кое-чем его обогатил. Во-первых, пират с большим смущением зафиксировал отсутствие на теле даже самого мелкого клочка одежды. Нет, он смутно помнит, что произошло с ним после того, как он выбрался-вскарабкался на берег из объятий рва, помнит и сожалеет о произошедшем — нужно было сохранить хотя бы кожаные ремни, костяную заточку, найденный по дороге стальной гвоздь. Их обязательно требовалось сохранить... впрочем дело сделано — чего теперь переживать. Во-вторых, странная, даже пугающая его вещь: за время сна не только неведомым образом излечились обречённые ноги, но и исчезли все неглубокие царапины и порезы, рассосались обильно украшавшие тело синяки, более серьёзные раны превратились в старые на вид побелевшие шрамы. Да ещё ко всему отличное самочувствие и отсутствие боли и голода... как это объяснить? Южанин-полукровка прекрасно помнит, кто он такой — он не эльф, не хопеш и не представитель иной долгоживущей расы.... подобное быстрое избавление от ран не про него. Ещё сложнее предположить, допустить такую возможность, что здесь побывал дружелюбно настроенный к беспомощному беглецу маг и, пока тот валялся в отрубе, излечил его с помощью заклинания (как вариант, напоил высококлассным исцеляющим зельем).

Завеса тайны слегка приоткрывается, когда он обнаруживает исчезновение старой-престарой татуировки на предплечье правой руки, единственная оставшаяся у него память о матери исчезла, вместо неё нечто вроде родимого пятна в форме черепа с паучьими лапами. Беглец-полукровка точно не знает, КАК и ПОЧЕМУ... но тем не менее он чувствует, что именно исчезновение татуировки и появление родимого пятна каким-то неизвестным образом причастно к его спасению, избавлению от ран, усталости и боли. Загадочное наследие его матери, наследие дочери погибшего южного шамана нагнало его спустя столько лет, наследие, что сумело выдернуть его практически из объятий Жнеца, породило теплоту и лёгкую грусть в душе. Свою мать Ош по-настоящему любил, в отличие от жесткого, тяжёлого на руку и скорого на расправу пьяницы-отца.

Но память памятью, а дело делать надо, поскольку надолго засиживаться в двух шагах от логовища жуткого клана ни в коем случае нельзя. С немалым трудом преодолев вполне объяснимое отвращение, Ош берётся за ботинки: насколько возможно чистит их от грязи, вытряхивает-выбивает из них воду, потом умело насаживает их на подходящие сучки просохнуть получше, огня благоразумно не разводит, не желая очутиться в огненной ловушке (инстинкт и здравый смысл его не подводят — сосна и открытый огонь это достаточно опасное сочетание). Изрядно истрёпанным ботинкам недолго осталось жить, но всё же это какая-никакая обувь и вообще единственное, что у пирата сейчас есть, и он не собирается просто так отказываться от этого немногого.

Пока приходят в норму ботинки, Ош старательно размышляет, как ему дальше быть, каким образом выбираться из той непростой ситуации, в которую запихнули его боги и Судьба, ну и заодно одновременно прикидывает, как наилучшим образом воспользоваться окружившим его со всех сторон ветвистым изобилием. Со второй задачей разобраться проще — сын корабельного плотника умеет обращаться с деревом, не так хорошо как его отец,