– Ты сядешь здесь. Войди вместе со мной и сядь. –Мэри-Джейн провела ее через кухню к столу. – Опусти голову.

– Мэри-Джейн, не строй из меня идиотку, не надо, как быя ни выглядела.

– Просто отдохни, пока я не вернусь обратно.

И по дому, удаляясь, быстро простучали ее каблучки. Песняначалась снова, такая нежная, такая красивая, песня цветов и долины. «Прекрати,Морриган».

«Поговори со мной, мама, ведь дядя Джулиен привел тебя сюда,чтобы ты спала с моим папой, но он не знал, что могло случиться. А ведь тызнаешь, мама, ты сама говорила, что гигантская спираль в таком случае несвязана с древним злом, но является чистым выражением генетического потенциала,твоего и папиного, который был всегда…»

Мона пыталась ответить, но в этом не было необходимости:голос все звучал и звучал – нараспев, мягко, и слова сыпались очень быстро.

«Эй, помедленнее. Ты жужжишь, как шмель, когда так поешь».

«…Колоссальная ответственность: выжить, родить и любить меня.Мама, не забывай любить меня, ты необходима мне, твоя любовь для меня значитбольше всего остального, без нее я, при моей хрупкости, могу утратить волю кжизни…»

Они все собрались вместе в огромном каменном круге, дрожа ирыдая. Высокий черноволосый пришел к ним, чтобы успокоить. Они придвинулисьближе к огню.

– Но почему? Почему они хотят убить нас?

И Эшлер сказал:

– Они так живут. Воинственный народ. Они убивают всех,кто не относится к их клану. Это так же важно для них, как для нас есть, думатьили заниматься любовью. Они празднуют смерть.

– Посмотри, – сказала она громко.

Кухонная дверь закрылась с грохотом. «Потише, Мэри-Джейн! Непривлеки сюда Эухению. Мы должны отнестись к этому по-научному. Я должна былабы ввести данные в компьютер, записывая в него все, как это вижу. Но почти непредставляется возможным аккуратно набирать текст, когда находишься в состояниитранса. Когда мы доберемся до Фонтевро, у нас будет компьютер. Мэри-Джейн, тынастоящая находка».

Мэри-Джейн возвратилась, прикрыв кухонную дверь на этот разс осторожностью.

– Другие должны понять, – сказала Мона, – чтоэто не из ада, а от Бога. Лэшер был из ада, каждый может утверждать это, знаетели, говоря метафизически или метафорически. Я имею в виду религиозно илипоэтически. Но когда существо рождается таким образом: от двух человеческихсуществ – носителей таинственного генома, значит, существо рождается от Бога.Кто другой, как не Бог? Эмалет была зачата в насилии, но этот ребенок зачат виных обстоятельствах: мать его не была изнасилована.

– Ладно, пора выбираться отсюда. Я сказала охранникам,что видела нечто странное у парадного входа и что я отвезу тебя к твоему дому –захватить оттуда какую-нибудь одежду, а затем мы посетим доктора. Поехали!

– Мэри-Джейн, ты гений.

Но когда она встала, мир поплыл у нее перед глазами.

– Святой боже! Я держу тебя. Обопрись на меня. У тебяпоявились боли?

– Не сильнее, чем у любой другой женщины после ядерноговзрыва в матке. Давай выбираться отсюда!!

Они медленно двигались вдоль аллеи. Мэри-Джейн поддерживалаее, когда это было необходимо, но она вела себя разумно, держась за ворота и заограду, когда они шли вдоль автомобильного навеса. Там стоял большой сверкающийлимузин. Мэри-Джейн – благослови ее, Боже, – завела мотор и распахнуладверцы. Прекрасно! Пора идти!

– Морриган, прекрати петь! Я должна подумать,рассказать ей, как открываются двери. Мэри-Джейн, надави на маленькую волшебнуюкнопочку.

– Я знаю это. Входи.

Раздался рев электромотора, и с ржавым, скрипучим звукомворота откатились в сторону.

– Послушай, Мона, я хочу спросить тебя о чем-то. Мнеэто нужно знать. Что будет, если это существо не сможет родиться, пока неумрешь ты?

– Ш-ш-ш-ш, прикуси язык, дорогуша!! Роуан не умерла, нетак ли, а она родила одного и другого! Я не умираю. Морриган мне не позволит.

«Нет, мама, я люблю тебя, ты нужна мне, мама. Никогда неговори о смерти. Когда ты говоришь о смерти, я чувствую ее запах».

– Мэри-Джейн, лучшее место – Фонтевро? Ты в этомуверена? Учли ли мы все варианты? Возможно, какой-нибудь мотель поблизости…

– Послушай, там живет бабушка, а бабушке можно доверятьполностью. И тот маленький мальчик, живущий у нее, сразу же смоется, как толькоя дам ему одну из бумажек в двадцать баксов.

– Но он не должен оставлять лодку на причале, чтобыникто другой…

– Нет, он не сделает этого, милая, не будь дурочкой. Онвозьмет эту пирогу к себе домой! Он не оставит ее на причале. Он живет вверх пореке, недалеко от города. Сейчас ты сядь и отдохни. У нас хранится много вещейв тайниках в Фонтевро. У нас есть мансарда, сухая и теплая.

– О да, это было бы прекрасно.

– И когда утром взойдет солнце, оно осветит все окна вмансарде…

Мэри-Джейн ударила по тормозам. Они были уже уДжексон-авеню.

– Извини, дорогая, эта машина слишком уж мощная.

– Тебе тяжело с ней справляться? Боже, я никогда несидела на этом месте, с целой проклятой комнатой позади. Это сверхъестественно,как управлять самолетом…

– Нет, у меня нет проблем! – Мэри-Джейн повернулана Сент-Чарльз-авеню. – Разве что с этими жуткими пьяными водителями изНового Орлеана. Уже полночь, знаешь? Но ехать можно совершенно спокойно,особенно если тебе приходилось водить машину с восемнадцатью колесами, какаябыла у меня раньше.

– И где, черт подери, ты водила такую, Мэри-Джейн?

– В Аризоне, милая. Пришлось угнать грузовик, но этосовсем другая история.

Морриган позвала ее и снова запела, но уже быстро и как-тогулко.

«Я не могу дождаться, когда увижу тебя, обниму тебя! Я люблютебя все больше за то, что ты есть. Ох, это судьба, Морриган. Эта любовьзатмевает все, целый мир детской колыбели, погремушек и счастливых отцов. Да, вконце концов он будет счастлив, когда придет к пониманию, что условия теперьизменились полностью…»

Мир вращался. Холодные ветры разгулялись по долине. Онитанцевали вопреки ветрам, изо всех сил стараясь сохранить тепло. Почему теплопокинуло их? Разве эти места не были их родиной?

Эшлер сказал:

– Теперь наша родина здесь. Мы должны научитьсяпереносить холод не хуже, чем тепло.