— Нет у них больше людей, и не предвидится! — сказал полководец. — Вон, гляньте, все вокруг пылает. Значит, люди из деревень ушли за стены крепости. Интересно, — неожиданно проговорил он, — откуда появился огненный смерч?

— Русские сами подожгли свои селения, — сказал Лантаню начальник разведки Шунь. — Когда мы пришли, все уже полыхало. Горят городки и селения, даже те, что русские называют заимками и зимовьем…

Лантань махнул рукой:

— Пусть горят! Нам от их богатств проку нет. Для нас важно, чтобы русские убрались с Амура…

Прежде чем устроиться на ночлег, Лантань собрал всех военачальников у себя в шатре.

— Ваша главная задача — занять выгодные позиции для штурма, — сказал он им. — Пушки выставьте вперед, чтобы удобнее обстреливать крепость. С рассветом начнем…

Всю ночь Лантань не спал, думая о предстоящем сражении. Он был уверен в грядущей победе. У Лантаня много людей и пушек, тогда как, по сведению его разведчиков, все албазинское войско состоит из двух сотен казаков. Крестьяне, женщины, дети, находившиеся в крепости, не в счет. Какие из них воины? Быть может, его людям и не придется штурмовать крепость — за них все сделает артиллерия.

Незадолго до рассвета Лантань вышел из шатра. Было свежо и тихо. Где-то там, на востоке, уже занималась заря. Пахло хвоей, к которой примешивались речные запахи. Благодать! — лениво потянулся Лантань. Разве можно в такие минуты думать о войне? Вспомнив вдруг, что он воин и ему противопоказаны сантименты, Лантань тут же взял себя в руки и отдал приказ начать битву. Ударили боевые барабаны. Следом загремели пушки, зашипели ядра, и тысячи стрел, пронзив рассветный полумрак, осиным роем метнулись в сторону осажденной крепости. В ответ раздались дружные ружейные залпы, а следом ударила и крепостная артиллерия…

— …Давай, Данила, не подведи! Вдарь, и от этих гадов мокрого места не останется, — глядя на то, как старый пушкарь старательно и неторопливо наводит дуло орудия на цель, сказал ему Черниговский.

— Погодь, Никифор, не говори мне под руку… — попросил тот. — Саблей махать легко, а тут, брат, дело тонкое…

Он выставил прицел.

— Подай огня!.. — прижавшись к лежащей на станке вертлюге, не поворачиваясь, крикнул он Никифору. Тот сунул ему в руки факел. Вспыхнув, фитиль быстро достиг запала пушки. Раздался грохот, и Данилина двенадцатифунтовая пушка легко выплюнула из жерла начиненный порохом увесистый разрывной снаряд.

— Готово! — сдержанно произнес пушкарь, увидев взлетевший в воздух генеральский шатер.

— Молодец! — похвалил его Черниговский. — Давай, ударь-ка вон по тем позициям, — указал он туда, где, готовясь к атаке, сгрудились маньчжурские воины.

Снова грохнуло орудие.

— Попал! — радостно закричал Черниговский. — Теперь…

Он не успел договорить. Ударившая вражеская петарда попала в бочку с пушечной пальбой. Раздался грохот. Никифора швырнуло в сторону. Какое-то время он лежал на земле, не в силах подняться. Кто-то подбежал к нему, подхватил на руки и потащил вниз.

— Данила! Где он? Что с ним? Жив ли? — едва переставляя ноги, спрашивал казак товарищей. Те что-то ему отвечали, но он их не слышал. Голова была чугунной, а в ушах стоял сплошной гул.

Только потом он узнал, что Данилу-пушкаря после взрыва разнесло на куски. Узнает и заплачет. За эти годы тот стал ему точно брат, как, впрочем, и другие его товарищи-казаки…

…Лантаня тогда спасло только чудо.

— Варвары! Они чуть не лишили меня жизни! — с ужасом взирая на трупы своих офицеров, которых накрыл выпущенный пушкарем Данилой Лыковым заряд, в отчаянии закричал он. — Тотчас перенесите огонь артиллерии на русские батареи! Я им покажу! Я им покажу! — вопил он, пытаясь прийти в себя после испуга. — Они еще узнают генерала Лантаня!

Он считал, что только провидение спасло генерала от неминуемой гибели. Недаром, перед тем как отправиться в северный поход, он посетил азиатскую церковь, где попросил богов быть к нему милосердным и помочь добыть победу. Теперь он видел, как милостивы боги.

— Еще. Еще огня! Сравняйте эту крепость с землей! — вскочив на белого скакуна, скомандовал Лантань. — К вечеру от нее ничего не должно остаться!

Грохот, гром… Тяжелые ядра «проломных» пушек врага, к удивлению казаков, считавших свою крепость неприступной, легко пробивали стены и башни крепости. Вокруг все в дыму. Кричат в испуге бабы, плачут малые дети. Всюду стоны раненых и крики о помощи.

Так продолжалось еще около часа, и только после этого Лантань велел своим воинам идти на штурм. Вот уже первая волна маньчжуров хлынула к крепостным стенам. Их было так много, что, казалось, ничто не помешает сломить сопротивление русских и взять приступом крепость. Их не могли остановить ни острые клинья «чеснока» на подступах к крепости, ни глубокий ров, ни даже свинцовые пули, летевшие градом с высоких стен.

— Пушкари, поддай-ка огоньку! — громко скомандовал Толбузин. — Сыпь по ним! Этих тараканов, похоже, ничем не остановишь…

Что могут сделать две пушки, когда маньчжуры так и прут, так и прут со всех сторон?

— Эй! Давай сюда смолку! Сейчас мы баньку этим сволочам устроим! — оценив обстановку, велел воевода. Тут же несколько десятков крепких мужиков устремились вниз, где их бабы, поддерживая огонь в кострах, варили в больших чанах выкуренную заранее в специальных крытых ямах смолу.

— Захарушка!.. — шумела вслед своему мужу Любашка. — Помни, у тебя ребенок на шее…

— Отстань! — не оборачиваясь, прикрикнул на нее мужик, в паре со своим приятелем тащивший на стену железный бак с бурлящей смолой. — Не до тебя мне.

Волосы и рубашка Захара взмокли, а лицо почернело и покрылось пороховой сажей. Также выглядел и его напарник.

— Быстрее! Быстрее! — подгоняли мужиков сверху десятники. Те спешили, ведь казацкие пищали, аркебузы и мушкеты не в силах сдержать волну неприятеля. Не могли мужчины отвечать любопытным бабам. Выльют из раскаленных чанов в тару смолу и бегут к сходням. Наверху, изловчившись, опрокинут ее на головы маньчжур и снова несутся вниз. Раз за разом… Воздух тяжелый, пропитанный пороховыми газами, дымом и смолой. При этом чем дальше, чем гуще становились паленые запахи. Ошпаренные кипящей смолой маньчжуры кричали благим матом, падали с лестниц, но на смену им приходили другие.

— Давай, бросай веревки — будем на катках смолку поднимать! — решив, что надо ускорить дело, велел мужикам воевода.

В следующую минуту змеями полетели вниз концы веревок. К этим концам стали привязывать баки с кипящей смолой, которые натруженные руки мужиков поднимали наверх.

— Давай! Давай, братцы! Вари их, окаянных, заживо! — не смолкал голос воеводы.

Богдойцы все перли и перли на стены.

— Пли! — не успевали подавать команды десятники. — Пли!

3