называют трусом, тем более Верховному главнокомандующему. Когда сэр Джон Френч прибыл на германские маневры 1913 года, Вильгельм ему сказал: «Вы уже видели, насколько длинен мой меч; теперь вы сможете убедиться, что он так же остро заточен». Жюль Камбон писал: «Кайзер перестал быть другом мира. Он оказывает личное влияние во многих важнейших ситуациях, но теперь он уверен, что война с Францией неминуема. С годами реакционные тенденции двора и особенно нетерпение солдат оказывают на него все более сильное воздействие. Возможно, он завидует популярности сына, который потакает страстям пангерманцев».

В феврале 1914 года Вильгельм сказал королю Бельгии, что война между Германией и Францией совсем близко.

Это растущее чувство неизбежности, возможно, ответственно за смягчение его решимости удерживать Австрию. Посетив Вену осенью, Вильгельм сказал Конраду фон Гетцендорфу: «Я иду с вами. Другие державы не готовы и не попытаются противостоять». (Конрад, в свою очередь, следующей весной предложил фон Чиршки, ставшему послом в Вене, раннюю войну с Россией; тот ответил, что две важные персоны против – кайзер и эрцгерцог Франц Фердинанд.) Австрийскому министру иностранных дел Берхтольду Вильгельм сказал, что будет расценивать действия австрийского МИДа как приказ. «Вы можете не сомневаться, что я с вами и готов обнажить меч, когда ваше дело этого потребует». В мае 1914 года Мольтке, который раньше считал, что время для войны еще не настало, заговорил с Конрадом о растущей военной мощи России. «Каждая задержка означает уменьшение наших шансов». Примерно в это время немецкая газета, часто опиравшаяся на официальные источники, опубликовала заявление, что Россия готовится к войне с Германией в 1917 году. Посол в Санкт-Петербурге сделал несколько саркастических замечаний относительно способности автора предвидеть будущее. Вильгельм записал: «Этот дар существует. Часто у суверенов. Реже у государственных деятелей. И почти никогда его нет у дипломатов. Я солдат, и у меня нет сомнений, на основании информации, которая до меня доходит, что Россия систематически готовится к войне против нас. Я формирую нашу политику, основываясь на этом предположении».

В 1913 году русские попытались затеять ссору из-за назначения германского генерала не только инструктором турецкой армии, но также командиром корпуса в районе Константинополя. Вильгельм в конце концов решил вопрос, продвинув генерала по служебной лестнице так, что он больше не мог занимать должность командира корпуса, однако на каком-то этапе записал: «На карту поставлена наша репутация в мире. Так что выше головы и держите руки на рукоятях мечей». В феврале 1914 года в Петербурге имело место совещание, на котором Сазонов якобы сказал: «Было бы ошибкой предполагать, что Россия может начать операции на Босфоре, не вызвав всеобщую европейскую войну». Далее, с одобрения царя, были обсуждены планы захвата проливов «в ближайшем будущем». В июне 1914 года русская газета напечатала, что «у России и Франции нет желания воевать, но Россия готова к войне и Франция, должно быть, тоже». На это кайзер заявил: «Теперь русские положили карты на стол. Любой в Германии, кто не верит, что руссо-галлы готовятся к войне с нами в самое ближайшее время, пусть отправляется в ад». В 1914 году американский полковник Хаус посетил Берлин с миссией мира, после чего доложил: «Вся Германия заряжена электричеством. Нервы у всех напряжены. Достаточно искры, чтобы произошел взрыв».

Ситуация действительно была взрывоопасной, и на нее мало влияла работа англичан, желавших устранить другие причины напряженности в отношениях между Англией и Германией, кроме флота. В 1912–1914 годах были достигнуты соглашения и по Багдадской железной дороге, и по португальским колониям. Их не приветствовали ни военный атташе, ни германское адмиралтейство, считая коварными уловками, придуманными дипломатами, чтобы нейтрализовать влияние Морской лиги и пангерманцев на общественное мнение, которые упрямо распространяли идею, что достичь результатов с Англией можно только путем значительных уступок. Вильгельм думал так же. Он записал:

«Ха! У нас достаточно колоний. Если я захочу еще, то куплю их или захвачу без помощи Англии».

«Цель – ослепить нас идеей приобретения колониальной империи в Африке, вместе с сопутствующими этому процессу трудностями, за счет других народов. Тем самым наше внимание будет отвлечено от мировой политики. Иными словами, они хотят решить большой азиатский вопрос с Японией и Америкой без нас, которым роль не выделена. Но если Азию разделить, большой вред будет нанесен нашему экспорту, нашему промышленному производству и торговле; нам придется пробивать себе дорогу с помощью линкоров и ручных гранат. Вся моя морская политика и мое военное сосредоточение в Европе основано на необходимости для нас принять участие в решении азиатского вопроса».

И все равно усилия, которые прикладывало британское правительство к тому, чтобы быть доброжелательными и разумными, вероятно, обеспечили хотя бы слабый фундамент для тех в Германии, кто желал надеяться, что в критический момент Британия останется в стороне. Такие надежды поддерживались и трудностями из-за Ольстера.

Среди многочисленных сгущающихся туч был один положительный момент. В июне 1913 года единственная и любимая дочь кайзера вышла замуж за сына герцога Камберлендского, которого Вильгельм сделал герцогом Брауншвейгским. Этот союз зарыл последний топор войны, выкованный приобретением Пруссией Ганновера в 1866 году. После того как молодые люди случайно встретились и полюбили друг друга, потребовались очень длительные семейные переговоры, прежде чем они были официально обручены. Успехом этих переговоров молодая чета по большей части обязана Максу Баденскому. Весь цвет европейского общества съехался в Берлин на свадьбу. Включая царя и короля Георга, которые встретились с Вильгельмом и друг с другом в последний раз.

В воскресенье 28 июня 1914 года Вильгельм участвовал в гонках в Киле на яхте «Метеор». Там он получил телеграмму об убийстве в Сараево. Глава морской канцелярии Мюллер вышел в море на катере и перехватил «Метеор», идущий северным курсом. Кайзер стоял с гостями на корме и с тревогой следил за приближающимся катером. Адмирал крикнул, что у него плохие новости и он перебросит послание на яхту. Но Вильгельм настоял, чтобы ему немедленно сообщили информацию устно. Он принял новость спокойно, только спросил, прервать ли гонку.

Все уже давно забыли, как Франц Фердинанд в свое время оскорбился из-за своеобразного чувства юмора кайзера. Симпатия, проявленная Вильгельмом к морганатическому браку эрцгерцога, возможно, отчасти являлась расчетливой, но все равно говорила в его пользу. Только месяцем раньше Франц Фердинанд показывал Вильгельму розовые сады в своем богемском замке и они вместе обсуждали насущные проблемы. Австриец сомневался в войне с Сербией и возможности найти способ удовлетворить амбиции южных славян, не повредив габсбургской монархии. Короче говоря, новость была и личным шоком для Вильгельма, и публичным оскорблением монархии – ведь она нарушила регату.

Первым побуждением кайзера было