и Кольт лишь отмахнулись: мне, мол, не стоит беспокоиться о таких пустяках.

– Салют, – сказал Кольт, выливая из шейкера в стопки бесцветную жидкость. Несмотря на прозрачность, лилась она медленно, будто сироп.

– На вкус как замороженные персики, – отпив, заметил я.

– Заморозит тебе персики на весь вечер, – хохотнул в ответ Кольт.

– Мне надо что-нибудь поесть, – сказал я ему. – Если еще не очень поздно, может, Вонючка мне сделает бургер?

Но Дипьетро настоял, чтобы мы с ним поехали к его родителям домой, прямо сейчас. У него, типа, есть для меня сюрприз. Я был не в силах сопротивляться – «Шелковые трусики» валили с ног почище успокоительного. На опасной скорости мы промчались через лес и со скрипом затормозили у особняка в тюдоровском стиле, показавшегося мне до странности знакомым. Я подумал, что ребенком мог заглядывать в его окна. Дипьетро провел меня через заднюю дверь в безупречно чистую кухню и стал грузить на тарелку остатки угощений – индейки, фаршированной грецким орехом, и тыквенного пирога. Пока я поглощал еду, Дипьетро рассказывал мне истории – совершенно незабываемые, – в частности, о том, как один парень, его знакомый, за неделю до восемнадцатилетия побил рекорд поля в гольф-клубе «Плэндом». Весь раздувшийся от гордости, он предъявил свою карточку предыдущему рекордсмену, но тот послал его куда подальше – рекорд учитывается, только если тебе уже есть восемнадцать лет. Неделю спустя, прямо в свой день рождения, парень на рассвете явился в клуб, нанял кэдди, а потом пошел и побил рекорд еще раз. Предъявив карточку, он сказал рекордсмену засунуть ее себе в зад.

– На девятой лунке он сработал просто потрясающе, – восхищался Дипьетро. – Я слыхал, что последний пат он сделал с расстояния сорока дюймов, чертов везунчик!

Я сказал Дипьетро, что отдал бы что угодно – за исключением тарелки с едой, стоящей сейчас на столе, – за такую уверенность в себе.

Сытый и счастливый, я вернулся с Дипьетро в «Публиканы», выпил еще «Шелковых трусиков» и в три часа утра вывалился из кабриолета BMW Дипьетро на подъездную дорожку у дедова дома, во весь голос выкрикивая, за что я благодарен: в частности, за Дипьетро, и «Шелковые трусики», и «Публиканов», причем позднее Дипьетро клялся, что я называл их «Бубли-канами».

Несколько недель спустя, сидя со Спортсменом за баром, я ему сообщил, что выработал насчет «Публиканов» собственную теорию. В День благодарения я был голоден и одинок, и «Публиканы» меня накормили. Переживал из-за Паленого – и «Публиканы» меня отвлекли. Бар всегда казался мне надежным прибежищем, но теперь я увидел в нем кое-что еще.

– «Публиканы» – это как лампа Аладдина на Лонг-Айленде, – объяснял я. – Загадай желание, потри лампу, и готово. Аладдин, то есть «Публиканы», исполняет твое желание.

– Погоди-погоди, – вмешался Спортсмен, – так Аладдин – это парень, который трет лампу, или джинн внутри нее?

– Неважно, – ответил я.

– «Публиканы» исполняют желания?

Спортсмен задрал подбородок и произнес, обращаясь к потолочным балкам:

– Хочу, чтобы на скачках в Бельмонте победила четвертая лошадь в седьмом забеге.

Дядя Чарли подавился со смеху.

Мужчина в роскошном верблюжьем пальто подошел к стойке и спросил, о чем мы говорим. Об Аладдине, ответил Спортсмен.

– О да, – благожелательно кивнул тот, улыбаясь. – Он отлично сработал в «Шейне»[37].

– Ты говоришь про Алана Лэдда, – поправил Спортсмен.

Женщина с волосами ярко-желтого цвета, как на полицейской ленте, воскликнула:

– Обожаю это шоу!

– Какое шоу? – удивился Спортсмен.

– «Пароль».

– Его вел Аллен Ладден, – сказал Спортсмен.

– Аллен Ладден исполняет желания? – спросил мужчина в пальто.

– Естественно, – ответил Спортсмен. Потом наклонился ко мне и прошептал: «Пароль – бестолочи».

Я поинтересовался у дяди Чарли его мнением о моей теории про Аладдина.

– Единственный Аладдин, до которого мне есть дело, находится в Лас-Вегасе, – ответил он.

Люди продолжали набиваться в бар, и я сказал дяде Чарли, что «Публиканы» привлекают все больше народа. Теперь тут каждый вечер – как День благодарения.

– Ты даже не представляешь, – ответил он. – Ты не поверил бы, узнав, сколько спиртного мы продаем за неделю. Миссисипи «Мичелоба». Озеро Гурон «Хайнекена».

– Гурон или Понтчартрейн? – спросил Спортсмен.

– А которое больше? – отозвался дядя Чарли.

– Понтчартрейн. Наверное, ты хотел сказать Понтчартрейн?

– Да я за всю жизнь ни разу не говорил Понтчартрейн!

Одной из причин рекордных продаж спиртного в ту осень был взлет деловой активности на Уолл-стрит. Стоковый рынок пухнул, как на дрожжах, отчего росла и прибыль баров во всех пригородах мегаполиса. Однако, по мнению дяди Чарли и других экспертов за барной стойкой, залогом долгосрочного успеха «Публиканов» был Стив. Стив привлекал в свой бар людей в огромном количестве по причинам, которые трудно описать словами.

– Вот почему он сейчас расширяется, – сказал дядя Чарли. – Но это между нами. Sotto voce. Понял? Сделка еще не подписана. Он открывает новый бар, в городе, вторых «Публиканов», на Саут-стрит-Сипорт.

Дядя Чарли сложил на груди руки