— Хорошо, — кивнул Эн-Ферро, — схожу. Только попозже, когда здесь, в Марони, все утрясется.

— Знаешь, Лайс, — сказала я, подумав, — мне кажется, что нескоро здесь все утрясется. Ты лучше сейчас иди, пока ничего новенького не началось. Только на мой день рождения останься, а то… Ой!

— Что? — не меньше моего испугался братец.

— Пушистый кто-то по ноге пробежал, — прошептала я. — Мышь, наверное!

— Фух, — выдохнул он. — Пугаешь только. Это не мышь, это я нечаянно. Хвостом.

— Ой, а можно на него посмотреть? — загорелась я.

Лайс притянул меня к себе и звонко чмокнул в лоб.

— Знаешь, за что я тебя люблю, Галчонок? Ты — единственное существо в Сопределье, которое способно заявиться среди ночи, разбудить, выплакаться, меня заставить вывернуть перед тобой душу наизнанку, а после всего этого вот так запросто попросить показать хвост.

— Ну покажи, — заныла я.

— Да смотри уже. Который год меня достаешь.

Обожаю, когда он так делает — легкий пасс рукой, и под потолком вспыхивает идеальной формы светящийся шар. Ни в какое сравнение не идет с тем кособоким уродищем, которое я сотворила на прошлой длани.

С минуту глаза привыкали к свету. М-да, пижама у братишки явно не местного производства: майка с гротескной эмблемой и короткие штанишки а-ля семейные трусы. Не слишком эстетично, зато удобно — из короткой и широкой штанины свободно свисал хвост. Длинный, почти до пола, и гибкий, покрытый короткой светлой шерстью, в тон взъерошенной шевелюре карда. Совсем как у кота. Если конечно бывают коты размерами с Лайса.

— Здорово! А потрогать можно?

Эн-Ферро мученически вздохнул. Я пару раз опасливо ткнула в хвост пальцем, прежде чем осторожненько погладить по мягкой шерсти. Сбылась мечта идиотки!

— Все, просмотр окончен. — Он, даже не поднимая руки, погасил свет. — Спать пора. Тебе с утра в школу.

Иоллар сидел на берегу, прямо на холодном песке, смотрел на лениво перекатывающиеся волны и думал о миражах.

Миражи. Странное явление. Насмешка богов. Обманчивая дымка, в которой каждый может рассмотреть то, что желал бы увидеть. Бредущий по пустыне путник — зеленый оазис и прохладное озеро. Заблудившиеся на бескрайних океанских просторах моряки — кромку долгожданного берега. А уставший от вереницы продажных и легкодоступных женщин мужчина встречает гордую красавицу, достойную самых светлых и искренних чувств…

Но потом наступает прозрение. Тянущиеся к воде руки загребают пригоршни горячего, утекающего сквозь пальцы песка. Корабль пронзает иллюзорный берег и вновь разрезает морскую гладь. А один чрезмерно романтичный юноша наблюдает сквозь прикрытые веки, как девушка, о которой он непрестанно думал вот уже который день, ночью тайком пробирается в спальню его друга.

С вечера Иоллар долго не мог уснуть. А едва задремал, как тут же сквозь сон услышал скрип половиц и шаги в ее комнате. Когда дверь открылась и она встала на пороге, сердце замерло от невероятной догадки. И сам понимал, что есть десяток причин, по которым могла она вот так среди ночи выйти из спальни, но все-таки чувствовал ее взгляд, слышал легкое прерывистое дыхание и не мог уже сдержать неуемной фантазии. Она простояла так долго, очень долго, наверное, целую минуту. А потом сделала первый шаг. И он, поняв, что ступила она не в сторону коридора и не назад в комнату, готов был уже вскочить ей навстречу, каким бы безумным это ни казалось. А безумным в тот миг это не казалось ничуть — ведь если он до сих пор не спал и думал о ней, то что мешало и ей тоже…

Миражи.

Но потом она сделала следующий шаг, крадущийся, осторожный. А потом еще. И еще. Он уже понял, куда она идет, и с трудом сдержал готовый сорваться с губ стон. Никогда до этого, ни в той аварии, когда его кар вылетел с трассы и ноги едва не раздробило, зажав смявшимся от удара металлом обшивки, ни тогда, когда клинок рованского крипса вонзился в грудь, пробивая ребра и легкое, он не испытывал такой боли. Он и не знал, что такая бывает — глухая, ноющая, невыносимая, словно сказочный ледяной демон сжал когтистой лапой сердце и давит, давит, стремясь размять пульсирующий комок плоти в своих холодных пальцах. И каждый долетающий до него звук: негромкий скрип рассохшейся деревянной кровати, тихий, прерываемый то ли стонами, то ли всхлипываниями шепот, одинокий приглушенный возглас — каждый этот звук вонзался в грудь раскаленной иглой. И он с каким-то мученическим наслаждением продлил и усилил эту боль, вспоминая то, на что прежде не обращал внимания: как бросается она навстречу возвращающемуся из поездок Лайсу, как восторженно внимает его словам, как трется доверчиво щекой о его плечо в то время, как он шепчет ей что-то на ухо, и как уединяются эти двое порой на маленькой кухне или как обрывают разговор, едва он, Иоллар, входит в комнату. Надо же, а ведь до этой ночи он, дурак, видел во всем этом нечто невинное, действительно родственное. Брат и сестра Эн-Ферро! Дивные нравы в этой семейке.

Только ему что теперь делать? Одно дело зажмурить глаза и притвориться спящим, когда спустя время она шла назад, к себе, и совсем другое — встретиться с ней, с ними обоими после этой ночи. Пожелать доброго утра, пережить завтрак, а когда она уедет в школу, коротать время в компании Лайса, а после…

Не будет никакого «после», решил он. Дожидаться, пока они проснутся, не стал, только-только небо за окном посветлело, ушел сюда. Здесь было свежо, прохладный, пахнущий йодом и солью ветерок остужал разгоряченную голову, и можно было успокоиться и обо всем подумать. Демоны с ними! Пусть остаются и живут, как хотят. Не нужно будет ждать ночи, не нужно будет ни от кого таиться, проходя мимо пустого дивана в гостиной. Он уедет. Еще до того, как она вернется, простится с Эн-Ферро, поблагодарит за помощь, за то, что вытянул его с Эльмара и дал приют на эти несколько месяцев, оставит для нее подарок — пусть Лайс сам отдаст завтра…

Странно, а ведь даже не знал еще о ее дне рождения, и не было еще той ночи, Чародейкиной ночи, а подарок был. Просто подумал вдруг, что, если для нее это так важно, ей будет приятно. Хотел порадовать. Значит, это еще тогда началось? Задолго до голубого открытого платья, обнимающих его рук и дурманящего запаха щекочущих шею волос. Не тогда, когда она вышла из своей комнаты прекрасной незнакомкой, а когда маленькой обиженной девчонкой плакала, сидя на полу. Может быть. Может быть, именно тогда, а может, и еще раньше. Теперь уже неважно. Главное, что сегодня все закончится.

Вернуться в дом — наверняка она уже уехала, — поговорить с Лайсом. Эн-Ферро ведь здесь ни при чем. Да и она тоже. Сам придумал себе эти дикие мечты, и не нужно теперь винить кого-то в том, что они не сбылись. Просто уехать. Не портить жизнь им, не отравлять ее самому себе, видя ее ежедневно…

— Ил? — Неслышно подошедший Эн-Ферро опустился на песок рядом с ним. — Что случилось, куда ты подевался?

— Сюда подевался, — отозвался он, не глядя на товарища.

— Да я уже понял. Стряслось что? Просыпаюсь — тебя нет. На завтрак не пришел. Галчонок даже…