Эн-Ферро хотел сказать, что никуда не собирается, но вместо этого кивнул.

Галла

Несмотря на то что Кармол расположен на севере материка, климат тут достаточно мягкий. Хребты Северных гор преграждают путь холодным ветрам, а теплое течение даже в морозную зиму не дает заливу замерзнуть. Видимо, по тем же причинам так уверенно и стремительно вступила в свои права весна. И кто знает, не ее ли вина в том, что случилось теперь со мной…

— Как ты удар парируешь? Ты ж все лезвие зазубрила уже, скоро править придется! На плоскость удар принимай, на плоскость! О чем ты вообще думаешь?

Знал бы ты, о чем. О том, что, когда ты сердишься, у тебя глаза сверкают зелеными молниями, о том, что вот уже как полчаса я хочу подойти и вынуть из твоих волос запутавшуюся в них сосновую иголочку, о том, что тебе безумно идет эта светлая рубашка с широким воротником…

— Ранняя здесь весна, — проговорила я, пропуская мимо ушей его упреки. — И быстрая. Еще месяц назад снег лежал, а теперь трава растет, деревья зеленые. У птиц, по-моему, уже и птенцы вылупились.

— Ты без куртки ходишь, — в том же тоне продолжил Ил. — Лайс вернется — убьет.

Лайс. Я о нем и забыла.

— Он когда приедет: сегодня или завтра?

Иоллар пожал плечами:

— Сегодня или завтра.

— И ты сразу же уедешь?

Видно, не так как-то спросила, выдала себя, а иначе с чего бы еще он так странно взглянул?

— Не дождешься?

Не понял. Ничего он, дурак, не понял. Да если бы он сразу уехал после той ночи…

— Нет, — ответила я на его усмешку. — Просто думаю, успеешь ли ты вернуться до седьмого.

— А что у нас седьмого? — заинтересовался он.

— Да так, маленький семейный праздник.

Мог бы и догадаться.

— День рождения у меня! Двадцать семь лет. В смысле — восемнадцать.

— А, — протянул он. — И я приглашен? В качестве менестреля на банкете в вашу честь?

О, боги! Пусть уезжает! Уезжает и никогда не возвращается!

Но он не уехал.

Лайс вернулся на следующее утро, а Ил, казалось, напрочь забыл о том, что куда-то собирался. Может быть, просто передумал и отменил намеченную от нечего делать поездку. А может быть — и мне нравилось так думать — остался из-за меня, из-за того, что я сказала ему о приближающемся дне рождения. Конечно, не было никаких оснований считать именно так… Но мечтать ведь не запретишь?

К демонам Дивера! Столько времени уже прошло, что, может, Хранители и сами уже отказались от своих нелепых подозрений или давным-давно решили все между собой. С Рошаном тем же поговорили. Лайс, между прочим, как-то обмолвился, что на Таре они с официального разрешения Гвейна, так что вполне вероятно, что вопрос уже улажен. Да и если бы была такая срочность, разве не нашел бы дракон способа напомнить ему о поручении? Нет, он, конечно, его выполнит, нельзя же просто проигнорировать просьбу Хранителя своего мира. К тому же не на словах обещал, Сумраком клялся, а от такой клятвы не откажешься. Так что будет дракону и кровь, и информация. Но попозже. После седьмого…

…Он долго думал, прежде чем решиться на это, но других вариантов не видел…

Два месяца они были счастливы как никогда, строили планы, выбирали имена, спорили, в каком крыле дома оборудовать детскую. Ольга непременно хотела сама все обустроить и обязательно расписать стены лучшими картинами самых красивых из виденных ею миров…

А потом был первый приступ. Он нашел ее лежащей на полу в столовой. Она отшучивалась после, говорила, что с женщинами в ее положении обмороки случаются постоянно. Он не поверил. И правильно сделал: результаты анализов, которые, никому не доверяя, провел сам, были ужасающими. Ее организм не принимал происходящих с ним перемен — все биохимические процессы будто бы обратились вспять, рушились связи между клетками, деформировалась их структура… А те изменения, которые он заметил в ее ауре…

Он предложил ей выход. Жестокий, болезненный, но все-таки выход. Прервать беременность, не подвергать опасности ее жизнь. Она отказалась, и впервые за все время они чуть не поссорились. Он сдался, принял ее решение и стал искать другие пути.

Все дороги вели сюда, на Юули. Только Кадм сможет помочь, только у него сохранились записи и образцы прежних эпох, эпох, когда не было еще понятия Изначальной крови, и кровь эта была одна и у драконов, и у людей. Только захочет ли четвертый в совете, наверняка знакомый с тем путаным пророчеством, помочь?

Но другого выхода не было, и он решительно отворил дверь.

— Кир! — радостно поприветствовал его старейшина. — Хорошо, что сам пришел, а то я уж собирался тебя разыскивать.

— Что-то случилось?

— Да твой хвостатый народец совсем меня извел! Столько лет прожили в этом мире, а тут вдруг спохватились, что в колонии нет мага. Эн-Ферро их приходами не балует, вот и требуют, чтоб я сказал тебе привести какого-никакого магистра Пилаг на постоянное место жительства.

— Самому привести? — усмехнулся он. — В обход законов? Подбиваешь меня на нарушение «Договора о переходах»? Лайса нужно найти — пусть сам поговорит с магами, сам и проведет. Я займусь.

— Займись-займись, — улыбнулся Кадм, — а то скоро мне в собственном мире житья не будет!

Сейчас нужно спрашивать, пока он в хорошем настроении.

— Я к тебе тоже с просьбой. Вот взгляни. — Он протянул дракону крохотную пробирку.

Тот принял ее, поглядел на свет. Улыбка мгновенно слетела с его лица. А когда, капнув немного крови на приборное стекло, он рассмотрел ее в микроскоп, так и вовсе скривился от ярости.

— Решил меня шантажировать, сопляк!

— Шантажировать?

О чем он? Какой может быть шантаж?

— Откуда это у тебя? — прорычал Кадм. — И чего ты хочешь?

— Ей нужна помощь, — выдавил он сквозь силу, уже понимая, что помощи здесь не получит. — Она беременна, срок около восемнадцати недель, три недели назад начались осложнения…

— Кто отец ребенка? — резко прервал его старейшина, глядя прямо в глаза.

По глазам и понял ответ.

— Идиот! Мальчишка! — Казалось, он убить его готов. — Ты хоть соображаешь, что наделал? Да ты и представления не имеешь, во что влез!

— Если ты о том глупом пророчестве, — он заставил себя говорить спокойно, — я о нем знаю. И не позволю, чтобы из-за двусмысленных обрывочных текстов погибла моя любимая женщина!

— Твоя женщина? — вдруг зло рассмеялся Кадм. — Это, — он помахал перед его лицом пробиркой, — твоя женщина? Это ничто! Не женщина. Даже не человек. Это — выращенное в инкубаторе нечто, выращенное из заплесневелой стотысячелетней крови из старой консервной банки!