Новобранец вдруг поднялся и порывисто обнял Драчунью.

– Спасибо тебе. Я этого не забуду. Никогда.

– Вот и славно. Теперь сполосни миску и ложку. Ужин готов.

Бриса Беддикта они нашли на ближайшем к реке мосту через канал. Опершись на каменный парапет, командующий глядел на текущую воду.

– Чего это он? – прошептал Спрут, придерживая Скрипача за рукав. – Похоже, как будто…

– И сам вижу, на что это похоже, – огрызнулся Скрипач. – Но, думаю, он здесь не за этим. Пошли.

Заслышав их шаги, Брис повернул голову и выпрямился.

– Добрый вечер, солдаты.

– Командующий Беддикт, – вежливо кивнул ему Скрипач. – У нас в лагере неприятности, сэр. Страшная лихорадка, которую переносят кусачие насекомые. Много народу слегло, наши целители с ног валятся от усталости, но не справляются.

– Мы зовем эту болезнь трясучкой, – сказал Брис. – Где-то в полулиге к северу от вашего лагеря есть имперский колодец. Воду оттуда качают насосом, который приводится в действие жерновами, – одна из Бугговых придумок. Вода пузырится и на вкус довольно резкая, зато от трясучки спасает. Я прикажу организовать поставку в ваш лагерь. Сколько ваших бойцов слегло?

– Две сотни, может, три. И с каждым днем все больше, сэр.

– Тогда начнем с пятисот бочонков. Пускай каждый выпьет – для профилактики, хотя это свойство и не доказано. Я также направлю вам на подмогу наших армейских целителей.

– Благодарю, сэр. На моей памяти обычно чужаки приносили с собой заморскую заразу, которая выкашивала местных. В этот раз все с точностью до наоборот.

Брис кивнул.

– Надо полагать, в основе Малазанской империи лежит тяга к расширению, к покорению дальних земель.

– Лишь чуть более неуемная, чем у вас, летерийцев, сэр.

– Согласен. Мы придерживались принципа медленных поползновений – так говаривал наш старший брат, Халл. Мы растекались, как пятно по ткани, а когда кто-то из аборигенов наконец догадывался, в чем дело, начиналась война. Мы оправдывали свою правоту тем, что просто защищаем своих поселенцев, свои интересы, свою безопасность. – Командующий блекло улыбнулся. – Типичное вранье.

Скрипач оперся на парапет рядом с Брисом, Спрут, помедлив, тоже.

– Вспоминаю нашу высадку на один из островов Бей. Мы не нападали, просто устанавливали контакт. Главный остров к тому времени уже сдался. Местные едва-едва набрали с две сотни воинов, и вот они выстроились на берегу, глядя на флотилию транспортников, скрипящих под весом пяти тысяч закаленных в боях морпехов. Старый Император по возможности старался побеждать без кровопролития. Да и нам – мы тогда стояли у борта, прямо как сейчас, – было их, откровенно говоря, жаль.

– И что случилось? – спросил Спрут.

– Их вождь собрал на берегу кучу безделушек, как бы демонстрируя свое богатство и вместе с тем пытаясь задобрить нас. Смелый поступок, ведь вождь отдавал все, что у него было. Едва ли он ждал от адмирала Нока ответного жеста. Просто хотел, чтобы мы забрали драгоценности и уходили.

Скрипач замолчал и почесал бороду, вспоминая те времена. Ни Брис, ни Спрут не просили его продолжить.

– Но у Нока был приказ, – произнес сержант со вздохом. – Он принимает дар, а нам приказывает отвезти на берег золотой трон для вождя и столько шелков, льна и шерсти, чтобы хватило на каждого островитянина – пусть вождь сам одаривает своих подданных. Никогда не забуду его лицо… – Скрипач вытер глаза. Спрут стыдливо отвел взгляд в сторону, но Брис, не отрываясь, смотрел на сержанта.

– Благородный жест, – заметил он.

– Нам тоже так казалось. А потом местных начала косить болезнь. Наверное, в шерсти жили блохи или еще какая-нибудь зараза. Мы даже не знали, что происходит. Просто ждали у берега, пока вождь примет решение. Да и деревня скрывалась за густой мангровой рощей… А спустя несколько дней дозорный заметил девочку, потерянно ковылявшую по пляжу. Ее кожа, когда-то гладкая, была вся покрыта нарывами… – Скрипач опустил голову. – Нок действовал быстро: собрал всех целителей с Дэнулом и отправил на остров. Где-то две трети удалось спасти. Вождь не выжил. До сих пор я задаюсь вопросом, о чем он думал, умирая. Думал ли в последний миг просветления, очнувшись от лихорадки, что мы намеренно отравили его, воткнули нож в спину? Испустил дух с проклятием на устах? Я бы на его месте точно нас проклял. Хотели мы того или нет – наши намерения не значат ровным счетом ничего. Все это лишь пустые слова – и тогда, и теперь. Прощения нам нет.

Повисло долгое молчание. Брис снова уставился на воду, текущую под мостом.

– Этот канал впадает в реку, река – в море, а затем вымытый отсюда ил оседает на самое дно – на равнины и долы, не видящие солнечного света. Иногда похожий путь совершают и души. Немые, слепые и потерянные, они опускаются все ниже и ниже.

– Продолжите в том же духе, – процедил Спрут, – и, клянусь Худом, я прыгну.

Скрипач хмыкнул.

– Послушай-ка, сапер. Слушать легко, но еще легче услышать что-то не то, поэтому будь внимателен. Я не мудрец, но за свою жизнь усвоил: знание, то есть понимание, того, что ты делаешь – это не повод опускать руки. И когда ты вкладываешь свое понимание в слова, передаешь его другому – это тоже не призыв опускать руки. Оптимизм бесполезен, если он заставляет закрывать глаза на боль мира. Даже более, чем бесполезен – он опасен. Пессимизм же – всего лишь первый шаг на пути, который может привести прямиком к Худу, а может привести туда, где ты берешь себя в руки и делаешь все, лишь бы не дать этой боли победить. В этом месте, Спрут, невозможно притворство.

– Именно в таком месте, – вставил Брис, – рождаются герои.

Сержант помотал головой.

– Это не имеет значения. Можно оказаться в кромешной темноте, словно на дне океана, которое вы описывали, командующий Беддикт. Ты делаешь все, что в твоих силах, потому что понимание не всегда подобно вспышке света. Иногда тебя окружает чернота, из-за чего может показаться, что ты ослеп. Но ты не слеп, а вовсе даже наоборот.

На этих словах он замолк и уставился на свои руки, которые сами по себе сжались в кулаки. Побелевшие костяшки почти светились в сгущающихся сумерках.

Брис Беддикт распрямился.

– Я сегодня же отправлю своих солдат к имперскому колодцу и отряжу вам целителей. – Помолчав, он добавил: – Спасибо тебе, сержант Скрипач.

Однако ни в своих воспоминаниях, ни в том, что он только что сказал, Скрипач так и не нашел поводов для благодарности.

Проводив взглядом Бриса, он обратился к Спруту.

– Все слышал, сапер? Теперь, надеюсь, ты перестанешь молиться на Худову землю, по которой я хожу.

Он, не оглядываясь, направился прочь, а Спрут едва заметно покачал головой и пошел за своим сержантом.