Больших усилий стоило полковнику не рассмеяться, и он быстро захлопнул дверь. Только тут он дал волю своим чувствам. Громкий смех вырвался у него из груди. Окошко радистов распахнулось,

— Что случилось, товарищ полковник? — спросил офицер связи.

— Вам не нужна помощь, — не понимал он радости полковника.

— Да нет, брат, мне теперь помощь не нужна, мы надавали пинков хваленным армяшкам, так что все в порядке.

— Тогда вот наушники, сказал офицер связи, — Салахов на линии. Полковник назвал свой позывной, на другом конце заговорил незнакомый голос.

— Рад вас снова слышать, мой дорогой друг, и приветствовать вас, — хриплый голос показался ему знакомым, но он сразу не мог припомнить, кто говорит.

— Ваши указания выполнены, противник отходит, моим войскам удалось освободить деревню Беюк Бяхманлы.

— Да это же командующий внутренними войсками, догадался полковник.

— Поздравляю вас, господин командующий. Надеюсь, что не это последняя деревня, которую освободят ваши доблестные войска, от армянских захватчиков, — не стал скрывать радость этой вести полковник.

Генерал еще раз выразил признательность за грамотно спланированные и поставленные задачи и передал, что Салахов с донесением выехал в штаб в Бейлаган.

Не успели остыть наушники от теплоты сказанных командующим внутренними войсками слов, как в кунг ворвался Салахов и с порога набросился на полковника, крепко обняв и трижды поцеловав его Ариф-муаллим, не скрывал своих чувств.

— Спасибо тебе дорогой, век не забуду, как ты спас меня старика от позора. Мне вчера казалось, что не миновать городу участи быть уничтоженным, как многие наши города. Но теперь я верю, этому не бывать никогда. Раньше я много слышал про тебя и твои способности умело ориентироваться в сложной тактической обстановке, принимать грамотные решения, но то, что я увидел своими глазами и услышал ушами здесь, превзошли все мои ожидания. Спасибо тебе еще раз, да хранит тебя АЛЛАХ для наших вооруженных сил, — сказал Салахов, отстраняясь от полковника. Салахов не мог сдержать нахлынувшие на него чувства, отвернулся, рукавом вытирая слезы. Чтобы как-то разрядить обстановку, полковник подошел к нему и, положив руку на его плечо, спросил;

— Ну, теперь-то ты возьмешь меня с собой брать город Аскеран?

— Какой же ты «подлец», сколько времени прошло, а все подкалываешь старика, — он дружески обнял полковника,

— Не только Аскеран, я с тобой готов пойти хоть в разведку, воевать в любой должности.

— Товарищ полковник, «Второй» на связи, вас, — радист протягивал наушники.

Начальник Генерального штаба с волнением в голосе, просил доложить обстановку и возможность приезда на линию фронта Президента.

— «Второй» я «Чайка— 28» погода ясная, хотя всю ночь шли дожди, но к утру распогодилось, можете приезжать в гости. По глубокому дыханию генерала, на другом конце провода полковник сообразил, что его прекрасно тот понял и поэтому волнуется.

— «Чайка», встречайте нас сами, жду вас, — генерал отключился.

Закурив сигарету, полковник провел ладонью по лицу, как бы стирая усталость. Он ощутил трехдневную щетину на лице. Как же с таким лицом предстать перед Президентом, в ужасе подумал он. В спешке при отъезде из штаба Алтая Мехтиева водитель забыл вещевой мешок, где находились туалетные принадлежности.

— Поеду так, как приказал генерал, он меня поймет, а там посмотрим, — решил полковник.

— Ариф-муаллим, мне надо выезжать по делам, так что остаетесь на своем командном пункте, завершайте операцию. Прошу вас постоянно держать меня в курсе всех событий и мельчайших изменений обстановки.

На данный момент противник отступает, неся потери. Курбанову и Алиеву удалось стабилизировать обстановку перед передним краем обороны, захватив гору Агбурун. Джахангиров контролирует правый фланг, и я уверен, что противник ни сегодня, ни завтра новых попыток перейти в наступление не предпримет, однако, надо всегда быть в готовности отразить его наступление. Танковый батальон Ишханяна понес существенные потери, и теперь будет зализывать раны минимум неделю, если не больше.

— Радист, — позвал полковник. В окошко выглянул офицер, фамилию которого он так и не мог запомнить, хотя тот несколько раз называл ее.

— Позывные и частоты командиров бригад и артиллерийских подразделений передайте моему водителю, — отдал он распоряжение радисту.

— Есть, — только и сказал радист, тут же исчез за перегородкой.

— Пока, Ариф-муаллим, — протянул руку для прощания полковник, — держи хвост пистолетом, нам еще многое надо будет сделать на этой проклятой войне.

Прихватив свой бушлат, видавший виды рюкзак, автомат со складным прикладом, с магазинами от ручного пулемета, полковник пошел на выход.

После душного салона штабной машины, воздух показался ему таким желанным, он часто вдыхал, пытаясь насытиться им. Подскочил неизменный водитель Хамбала, забрал бушлат.

— Седлай своего «коня», нас ждут ордена, — весело пропел полковник, хлопая по плечу водителя, который не мог понять, отчего так весел его командир, который вот уже двое суток практически не спит и не ест. Солнце почти, что уже взошло, украсив вершины гор красивым сияющим светом. Высота Шиш-гая блестела гранитными скалами.

— В Саатлы, — откидываясь на спинку сидения, коротко отдал он распоряжение водителю.

По узким городским улицам на высокой скорости проносились машины скорой помощи в сторону госпиталя.

— Раненных бойцов вывозят, — волнение охватило полковника, но сон мгновенно прервал все его переживания, унося его в царство покоя.

Глава третья

Смерти вопреки

Надежда в человеке

умирает последней

На черное небо из-за гор выползла желтая луна. Она скупо осветила домики с погасшими окнами, тлеющие под пеплом угли, развешанную на жердях одежду и двух кавказских собак— волкодавов, недалеко от входа в овчарню. Один из псов лежал, свернувшись в кольцо, повернув голову в сторону гор, откуда можно было ожидать непрошенных гостей, вечных спутников кочующих гуртов. Другая собака лежала на боку, откинув широкую мордочку на лапы, глядела на луну, думая, о своей собачей судьбе.

Через стенку в соседнем сарае для скота, так же свернувшись на холодных досках и, натянув на себя рваное одеяло, лежал человек. Холод не давал ему заснуть. Его босые ноги, стертые до кровавых волдырей, покрытые ранами и мозолями, от постоянного хождения босиком, не умещались под куцым одеялом, мерзли.

Горный, холодный ветер, носившийся по овчарне, брал опухшие ступни в холодные ладошки и начинал вытягивать из них оставшееся тепло.

Тело человека дрожало, губы, искусанные от постоянных страданий и душевных мук, были синими.

Ему хотелось встать и залезть в гущу овец, что лежали рядом с ним прижавшись, друг к другу, согреваясь. Такое решение могло показаться самым разумным, но он каждый день сдерживал свое желание только потому, что его «хозяева» именно этого