Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И как ты себе это представляешь? Мне выйти на площадь и начать зазывать народ? Рассказывать, какие на самом деле летары добрые и замечательные?
— Ну что вы все заладили сегодня с этим обращением, — вздохнул Тромвал. — Нет, конечно. Впрочем, без этого тоже не обойдётся. Но для начала ты просто вернёшься домой. Покажешься на глаза друзьям, знакомым, поговоришь с ними. Напомнишь, что летары вовсе не злодеи, а обычные наёмники. Я бы и сам отправился в деревню, но здесь от меня больше пользы.
— Ну конечно, отправился бы он. — Кетан даже не пытался скрыть сарказм.
— Да. Мне было бы плохо, но дело прежде всего. Не забывай, мы сами согласились работать на них и подчиняться. И кому как не тебе знать — они не зло. Не добро, конечно, но и не зло. Почти все убийства — исполнения желаний других людей. И не будь у них такой страшной платы, убийств было бы в десятки, если не сотни раз больше. Чужими руками люди готовы убить даже соседа, косо посмотревшего на жену.
— Ладно, ладно, разошёлся тут, — отмахнулся Кетан. — Поеду я в… в общем, поеду.
— Вот и хорошо. — Тромвал поднялся, зашёл в дом и вернулся с небольшим листком бумаги. — Тут небольшие советы, как лучше действовать.
— Уже всё подготовил, — буркнул Кетан и спрятал лист в карман, даже не прочитав.
— Я всегда готов ко всему. Золото возьмёшь там же, постарайся отправиться как можно скорее.
— Тиран, — проворчал Кетан, поднимаясь. — Почувствовал вкус власти, раскомандовался.
— Я с радостью отдам всю власть в твои руки, если пожелаешь. Уверен, тебе понравится просиживать штаны, днями напролёт читая донесения, — произнёс Тромвал и повёл рукой в сторону, приглашая в дом.
— Да уж как-нибудь обойдусь. — Кетан смотрел на юг, но перед глазами у него была явно не стена. — Хотя, знаешь, я не уверен, что хуже. Удачи, Тромвал, надеюсь, ещё увидимся.
Они обменялись рукопожатиями.
— Я тоже.
Запись из Хранилища 4610 год после События, весна
Кетан в очередной раз утёр пот со лба тёмно-красным от влаги рукавом клетчатой рубашки. Работа в поле подходила к концу, солнце наполовину скрылось за возвышающейся на северо-западе горной грядой, но из-за отсутствия облаков было не по-весеннему жарко. Запряжённая в плуг лошадь устала за день не меньше него, и теперь стояла, фыркая и поглядывая в сторону загона, намереваясь как можно скорее попасть в тенёк и прохладу. Кетан как раз намеревался исполнить это желание — он бы и сам не отказался посидеть там, передохнуть — когда взгляд зацепился за вынырнувших из-за холма всадников, скачущих вдоль поля.
Все в полном военном облачении, лёгких кожаных доспехах, с мечами у пояса и щитами за спиной. Отряд выстроился кольцом, внутри которого ехал знаменосец с высоко поднятым гербом — оскаленной мордой пса на фоне неба. Рядом со знаменосцем мелькала голова ещё одного всадника.
Кетан не видел лица, но в этом и не было нужды. Лорд Барик, или, как его прозвали в народе, Падальщик, происходил из древнего рода, но во время войны Престолонаследия его дед выбрал не ту сторону, за что и отправился в изгнание. Но во время Первой волны внуку удалось выбить обратно титул и замок. Правда, от былого величия и гордости осталась лишь тень. Последний представитель рода оказался мелочен, жаден и жесток, и походил на мелкую дворняжку, а не породистую гончую, изображённую на гербе дома.
Кетан наблюдал, как процессия проехала дальше, миновала дом и, свернув налево, скрылась за деревьями. Там находилась деревенская площадь для собраний, куда Падальщик наведывался по нескольку раз в месяц, собирая налоги с крестьян. Сегодня настал крайний срок, последний шанс расплатиться с долгами, иначе… Что случится иначе, никто не хотел проверять, в особенности Кетан, принадлежавший к числу должников.
Оставив лошадь стоять посреди поля, он побежал напрямик по свежевспаханной земле к дому. Об ещё одной отсрочке нечего и мечтать, но год выдался не урожайный, и даже если отдать всё зерно, оставленное для посевов, расплатиться не удастся. Падальщик, словно желая наверстать упущенное за время изгнания, назначил непомерные налоги. Он восседал в своём замке пятнадцать лет, и ему не было дела, что одна часть крестьян голодает, другая к ним скоро присоединится, и лишь немногие, кому повезло с наделом, проводя дни и ночи на полях, могли выплачивать налог.
Кетан добежал до хижины, хлипкого дома, давно нуждавшегося в ремонте. К счастью — или сожалению — дожди редко заглядывали в эти края, зато ветра продували его насквозь. И небольшая семья, состоящая из жены Ниалы и дочурки Летиции, главного источника света и радости, родившегося аккурат после окончания войны, жила здесь.
Пока он работал в поле, Ниала присматривала за живностью, но заглянув во двор, Кетан никого не нашёл. Раздался колокольный звон, доносящийся со стороны площади, возвещая о собрании.
Кетан заглянул в амбар, и не обнаружил мешков с зерном. Похоже, Ниала уже ушла, и забрала их с собой. Зачем, мы же всегда вместе ходили на площадь?
Пришедшая на ум мысль заставила поторопиться. Он заглянул в загон, и сразу стало ясно, что отсутствует и большая часть живности. Да и лошадей, на которых они ездили в деревню и город, не нашлось.
Они же обсуждали этот вариант! Кетан разозлился сначала на себя, потом на погоду, а затем и на весь мир. Сначала эта война, прокатившаяся по Востоку, разрушавшая всё, что встречалось на пути, теперь три неурожайных года подряд. На посев почти ничего не осталось, а новое купить не за что. И ладно бы только посев, так скоро и скотину придётся забивать.
Кетан побежал в деревню, браня всех и вся. В особенности доставалось отцу нынешнего короля Алгота, изгнавшего предков Барика. Оставь он земли за ними, сейчас налоги были бы не так высоки. Конечно, разум понимал, что во всём виновато не прошлое, а настоящее, но злоба искала выхода.
К площади Кетан добежал запыхавшийся, и остановился в отдалении, оглядывая собравшихся и переводя дыхание. В центре поставили несколько обозов, к ним начали выстраиваться крестьяне, пришедшие отдать долги. Тут же, на небольшом постаменте, поставили небольшой складной столик, за которым восседал старик. В руках он держал список должников, рядом стояла чернильница с пером. Если долг выплачивали, перо проделывало путь из чернильницы к бумаге и вычёркивало имя, а