Его решение, вероятно, следует объяснить другим актом агрессии со стороны англичан, совершенным всего за неделю до этого Робертом Уиннингтоном, эсквайром из Девоншира, который заключил контракт на службу королю на море "для очищения оного и истребления разбойников и пиратов, которые ежедневно приносят все возможные неприятности". Вместо того чтобы уничтожать французских и бретонских пиратов, которые охотились на английские торговое суда в Ла-Манше и чья деятельность была постоянной причиной жалоб на протяжении десятилетий, 23 апреля, Уиннингтон захватил флотилию из более ста кораблей, с бретонской солью, шедшей из залива Бургнеф и привел ее на остров Уайт. Это был крупный дипломатический инцидент, поскольку торговля бретонской солью была чрезвычайно ценной и большая часть Европы зависела от нее для засолки мяса и рыбы, а корабли шли под нейтральными флагами Ганзейского союза, голландцев и фламандцев[722].

Это была акция, типичная для отсутствия координации между правительствами Англии и Нормандии, и она усугубила и без того напряженную и деликатную ситуацию. Вместе с английской неуступчивостью по поводу компенсаций за захват Фужера, это подтолкнуло герцога Бретонского в объятия Карла VII и менее чем через месяц они заключили наступательный и оборонительный союз, а герцог начал подготовку к войне[723].

Все известные нам сведения об окончательном срыве переговоров о мире исходят от французской стороны и по понятным причинам являются пристрастными. Они включают резюме, составленное в июле 1449 года, чтобы оправдать заявление Карла о том, что перемирие непоправимо нарушено, и отчет, написанный в 1460-х годах, когда Людовик XI пытался включить Бретань в состав французского государства[724].

Согласно этим сведениям, а также французским хронистам, среди которых было распространено резюме 1449 года, Бофорт упрямо отказывался от всех требований вернуть Фужер, тем самым нарушая перемирие; он также отказался от разумного последнего предложения, сделанного ему 4 июля, что если он вернет Фужер и все в нем награбленное или возместит его стоимость к 25 июля, то в течение 15-и дней Карл сделает то же самое с Пон-де-л'Арк, Коншем и Жерберуа и освободит лорда Фоконберга. Все это очень похоже на пропаганду Генриха V в 1415 году, когда он пытался оправдать свое решение начать войну, чтобы защитить свои "справедливые права и наследство" против "неразумного" и "упрямого" противника.

Резюме 1449 года показывает, что Бофорт делал встречные предложения, хотя мы и не знаем, какими они были, и что он прибегнул к стандартной тактике затягивания времени, обратившись к королю за дальнейшими инструкциями. Более важно то, что он стремился к тому, чтобы вопрос о суверенитете над Бретанью рассматривался как "открытый вопрос" и, следовательно, не учитывался в любом соглашении, которое может быть достигнуто. Это был разумный вариант, поскольку суверенитет принадлежал королю Франции, а на этот титул претендовали и Карл VII, и Генрих VI и за годы, прошедшие после заключения договора в Труа, герцоги Бретонские приносили оммаж обоим королям, последний раз Карлу VII 16 марта 1446 года[725].

То, что Саффолк не включил Бретань в список английских союзников при подписании Турского перемирия в 1444 году, было исправлено Лавардинским договором 1448 года — хотя и не так, как рассказывается в нелепой истории, появившейся в 1460-х годах, о том как англичане хитроумно организовали подписание договора в полночь, без света свечей, на дне рва в Ле-Мане, обманув таким образом французских посланников в темноте. На переговорах 1449 года Бофорт, очевидно, пытался использовать аргумент, что Бретань была подвассальна Генриху VI, чтобы заявить, что захват Фужера был действием против его собственного вассала и, следовательно, не являлся нарушением перемирия с Францией. В ответ Карл гневно настаивал на том, что он всегда и неоспоримо обладал суверенитетом над Бретанью и превращение этого в "открытый вопрос" ставит под сомнение его право на то, "что является вопросом наивысшей важности, который касается короля больше, чем почти любой другой, который может возникнуть в этом королевстве". В своем резюме он утверждал, что это было доказательством того, что Бофорт не имел ни малейшего желания приступать к урегулированию. Это дало Карлу VII возможность превратить нарушение перемирия в повод для войны[726].

Бофорт, похоже, не имел ни малейшего представления о том, что происходило нечто иное, чем обычные изматывающие дипломатические переговоры, ведь в конце концов, если французы жаловались, что захват Фужера был нарушением перемирия, то и захват Пон-де-л'Арк, Конша и Жерберуа тоже был таковым. Он также, похоже, не знал, несмотря на развитую систему шпионажа, которая в прошлом всегда была эффективной, что Карл просто использовал переговоры как прикрытие для своих последних приготовлений к вторжению в Нормандию. Несколько больших армий собирались на границах герцогства, чтобы начать наступление в трех направлениях: с запада из Бретани в Нижнюю Нормандию под командованием герцога и его дяди Артура де Ришмона; в центре под командованием Орлеанского бастарда, которому помогал герцог Алансонский со своей базы в Анжу; и с востока из Пикардии в Верхнюю Нормандию под командованием графов д'Э и де Сен-Поль.

Тот факт, что Луи, граф де Сен-Поль, взял на себя командование французской армией, имел огромное значение. Дом Люксембургов был главной опорой Бедфорда в последние годы его пребывания регентом Франции, а после его смерти члены этой семьи отказались воевать против англичан. Жан де Люксембург умер в январе 1441 года, так и не признав Аррасский договор, а в сентябре того же года племяннику Жана, Луи, графу де Сен-Поль, который служил в армии Карла VII во время осады Понтуаза, было разрешено вернуться домой раньше, чтобы избежать участия в последнем штурме. Однако теперь, когда его связи с английской администрацией были давно разорваны, он вызвался командовать армией вторжения[727].

То, что Сен-Поль сделал это с одобрения своего сюзерена, Филиппа Бургундского, также заслуживает внимания. Герцог поддерживал мир с Англией и Францией с 1439 года, но захват кораблей с солью флотом Уиннингтона в мае 1449 года вызвал у него такое же негодование, как и у герцога Бретонского, поскольку были захвачены голландские и фламандские суда. Герцог Бургундский ответил арестом английских купцов находившихся в его владениях, конфискацией их товаров и отправкой четырех военных кораблей для патрулирования побережья Нормандии и Бретани. Он отказался участвовать в планах вторжения Карла VII, но разрешил ему набирать добровольцев в бургундских владениях[728].

Еще до официального объявления войны другой крупный английский бастион пал в результате сочетания предательства и применения силы. Мельник из Вернёя, которого избили за то, что он заснул во время ночного дозора, отомстил, проехав 24 мили до Эврё, чтобы предложить свои услуги Роберту де Флоку и Пьеру де Брезе. 20 июля, когда он в очередной раз заступил на дежурство, он