Впереди за кружевом веток уже был виден дом Володи Гришина.Профессор вошёл во двор и тут же, вступив в выдолбленную грузовиками колдобину,снова черпанул ботинками воды – вместо того чтобы смотреть под ноги, сразуначал искать глазами Володины окна. Больную ступню, и без того мёрзнувшую прималейшем похолодании, залила ледяная сырость, но Льву Поликарповичу было уже недо неё. Окно Володиной кухни выходило в ту же сторону, что и его персональныйподъезд… И света в нём не было. Через двор удалось рассмотреть тольконезнакомую желтоватую занавеску. «Что за чёрт?!!» Сколько Звягинцев знал своегобывшего зятя, тот не только не менял занавески, но, кажется, даже и не снималих для стирки. В голову профессору пришла совершенно дикая мысль обинопланетянах, похитивших Володю и заменивших его в квартире своимставленником, который начнёт утверждать, будто жил здесь «всегда». В самом деле– что за дикая мысль… Но тут Лев Поликарпович подошёл ближе, идействительность, как водится, оказалась проще, а заодно и страшнее самыхжгучих фантазий.

Желтоватая «занавеска» в кухонном окне оказалась вовсе незанавеской, а листом мокрой фанеры, приколоченным изнутри вместо стекла.

«Чёрт, чёрт, чёрт!..» Спотыкаясь, отчаянно стуча палкой,Звягинцев буквально обежал кругом дома, благо тот был невелик. С другойстороны, там, куда выходили окна Володиных полутора комнат, было ещё страшней.Вместо подсвеченных изнутри стёкол виднелись такие же фанерные бельма. Да ещё иобрамлённые траурными разводами копоти. Вверх по стенам, к свесу крыши,тянулись фестоны жирной черноты, оставленные рвавшимся пламенем, а кровельныелисты, изрядно покоробленные жаром, стояли буквально дыбом, царапаясь идребезжа на ветру.

Боже, до чего всё это напоминало пожар в «Гипертехе»… Взрыви пожар, унёсший Марину…

Задохнувшись, профессор вернулся во двор и подёргал дверьгришинского подъезда. Естественно, она была заперта.

Нет, подобное ни в коем случае не могло быть реальностью.Это был бред, страшный несусветный бред… Как часто случается по возвращении издолгого путешествия, срабатывала инерция мышления, и Лев Поликарпович умственноещё наполовину пребывал в саамской тайге. Может, ему всего лишь приснилсяаэропорт, такси и круглосуточный магазин, а потом поезд метро… и весь ужаспоследних пятнадцати минут?.. Сейчас он проснётся, и кончится кошмар, и,навьючив аппаратуру, они под водительством Скудина отправятся делать замеры наочередной мохнатой вараке… И Глеб Буров станет серьёзно кивать, слушая невинныйтрёп «крутых спортсменов» – Алика с Веней… Звягинцев зажмурился, тряхнулголовой и, в очередной раз оступившись, болезненно подвернул ненадёжную ступню.Нет, представшее его глазам не было сном. Или уютной голливудской страшилкойпро козни инопланетян…

Так. Так… Глубоко вздохнув, профессор справился соцепенением и позвонил в соседнюю квартиру, справа. Послышалась электроннаяверсия «Боже царя храни», потом залаяла собака – судя по тембру, здоровенныйбарбос. И только после этого раздался невыспавшийся мужской голос:

– Чё надо?

Звягинцев, не вдаваясь в подробности, объяснил.

– А-а… – Дверь с грохотом открылась, и на порогевозник верзила в тельняшке. Он держал за ошейник рыже-белого кобеля московскойсторожевой. Воспитанный пёс поглядывал то на чужака у порога, то на хозяина:рвать?.. не рвать?.. – Да, папаша, всё точно, погорел ваш Володя. Давноуже. Ярким пламенем. Говорят, газ взорвался. Я-то не при делах, на сутках был.Вы к его нижнему соседу загляните, может, он в курсах. А то всё бегал тут,чудик, кипятком ссал насчет предъявы. Дескать, пожарные, когда тушили, ему весьевроремонт к едрёне фене залили…

Кобель лениво зевнул, показав все сорок два зуба, и дверьснова грохнула, закрываясь. Лязгнули ригели замка, и стало слышно, как вквартире по соседству гоняют на всю катушку Аркашу Северного:

Оц-тоц-перевертоц, бабушка здорова,

Оц-тоц-перевертоц, кушает компот,

Оц-тоц-перевертоц, и желает снова,

Оц-тоц-перевертоц, пережить налёт…

Подумаешь, кто-то там за стенкой сгорел ярким пламенем.Хвала Аллаху, не мы ведь. Жизнь продолжается…

«Ладно…» Звягинцев успокоил дыхание, зашёл за угол ипозвонил нижнему соседу Гришина:

– Здравствуйте. Я по такому-то делу…

На сей раз ему открыл аккуратный, интеллигентного вида моложавыймужчина в спортивном костюме «Адидас» и тонких, явно дорогих очках.

– Очень рад. Заходите, заходите… – Онпосторонился, пропуская Звягинцева в прихожую, и клацнул пуговкой импортногозамка. Веяло чем-то малоприятным от этого его якобы гостеприимства, иобрадовавшийся было («Вот с кем хоть общий язык можно найти…») профессормгновенно насторожился. И точно. – Полюбуйтесь, – начал хозяиннемедленно, – полюбуйтесь, что благодаря дружку вашему я имею в пассиве.Устроил, понимаешь, пионерский костёр, а у пожарных пена, естественно, вышла.Разворовали, конечно. Наплюхали воды, благо дармовая. А ещё говорят, подвесныепотолки сырость держат. Да ни хрена! – Он горестно указал холёной,знакомой с профессиональным маникюром рукой куда-то в глубь квартиры. – Аппаратура,шмотки, финская мебель… Всё плавало!!! Воду тазами черпали. С испанскогопаркета. И кто теперь ответит?

Он неожиданно резко шагнул к Звягинцеву, и тот с трудомпоборол желание отодвинуться.

– Ну? Чё усох, мужик? – сменил тональность «интеллигент». –Раз пришёл, с тобой и разбираться будем за дружбана твоего. Добром прошу,слышишь? А то быстро людей кликну, они спросят…

Звягинцев нехорошо улыбнулся и перехватил трость поудобнее.

– Скажите, пожалуйста, что с Володей?

– А нету его. Выписался. – Хозяин квартирынесколько суетливо хлопнул себя ладонями по ляжкам, заставив Льва Поликарповичаподумать о шимпанзе в «Адидасе» и очках. – Короче, ты у нас будешькрайний. Отвечай давай, а не то туда же отправишься в шесть секунд. Сейчаслюдям…

Он не успел повторить «позвоню» – инвалид-профессор поставилв разговоре точку. Непререкаемую и окончательную.

Есть такое боевое искусство, изобретённое корейцами,называется хапкидо. Совсем не от слова «хапать», если вы вдруг так подумали, ноне суть важно. При должном использовании хапкидо, как любое воинское искусство,непобедимо и смертоносно. Что особенно интересно, в нём имеется целый раздел,который так и называют – «Работа с клюкой». Лев Поликарпович, интересовавшийсясовсем другими проблемами, о корейском единоборстве никакого понятия не имел,но жизнь во всё вносит свои коррективы. Если бы мастера из Страны УтреннейСвежести увидели то, что он вдохновенно содеял в следующую секунду, они безразговоров выдали бы ему чёрный пояс и почётный диплом. Крюк профессорскойпалки стремительно мелькнул вперёд и сразу назад. «Интеллигент» согнулся вдвоеи принялся хватать ртом воздух, безуспешно пытаясь ладонями запихнуть обратноболевой взрыв, случившийся в гениталиях, а Лев Поликарпович, не сразу одолевзамок, вышел на улицу. Сон, сон, сон, от которого он никак не мог пробудиться.«О чёрт, Господи! Тетради отца!..»