Не очнулась… Переплела наши пальцы и молча продолжила глазеть на них, как на чудо. Что творится в ее пьяной голове?

— Пойдем, — тихо позвал я, больше не пытаясь оттолкнуть и сопротивляться.

Побуду ее Кейелом, пока не доведу до дома. И даже не удивился, когда она смиренно поплелась следом. Неужели готова идти с ним куда угодно? И Вольный готов был отказаться от этого всего, ради миссии? Какой же дурак.

На невысокое крыльцо дома помогал Асфи подняться, придерживая за локоть. Убрал тяжелую штору в сторону, пропуская девушку в ночной полумрак. По тесному коридору вел медленно, опасаясь разбудить хозяев, если вдруг они не пошли на праздник или вернулись раньше. В комнату, отведенную Асфи, вошел тоже. Призвал Охарс, но они на пустынной земле едва ли освещали метр под ногами. Отыскал лучину и поджег факел у окна.

Асфи все это время стояла посреди комнаты и озиралась. Увидев широкий тюфяк, разложенный на полу, довольно улыбнулась, сняла праздничное ожерелье и потянула тесемки рубахи. Прежде, чем она стала бы раздеваться при мне, я направился к двери и услышал едва разборчивый испуганный вопрос:

— Ты уходишь?

— Асфи, — выдохнул я, хватаясь за голову.

Ее язык заплетался, а глаза, наполненные ужасом, опять блестели от слез.

Она прошла ритуал Ярости! Заколола васоверга — почти вождя! Она запросто вела дела с воинствующими расами, влезала в их конфликты, говорила о драконах не как о могущественных существах, а словно размышляла о своем кинжале, закрепленном на поясе. Она смело говорила о сокровищнице Энраилл. Она была в ней! В конце концов, она полюбила зверя! И она… расплакалась, как обычная девчонка, и бросилась мне на шею.

— Не уходи! Пожалуйста, не оставляй меня больше! Я не смогу. Я больше не смогу!

— Асфи…

— Ты обещал! Ты обещал мне! Обещал!

Затрясла меня, а после разревелась. Задыхалась, прижимаясь ко мне, и выла, будто ее Вольный умер только что.

Я старался не слушать и не поддаваться своим чувствам, но они толкали обнять, успокоить, пожалеть. В ее рыданиях и всхлипах иногда звучали обвинения.

— Обещал… оставил… бросил… Ты.

Не я.

С трудом удалось подвести ее к тюфяку и усадить. Когда она поняла, что я не собираюсь уходить, успокоилась, но в себя не пришла. Повиснув на шее, упрекала из-за какой-то целительницы, потом припомнила разносчицу… И стоны в дешевой таверне, за тонкой стеной, принадлежащие какой-то мрази Этирс, взбесили даже меня. С другой стороны, что она хотела от Вольного?

— И к Вол… туру гнал, — заплетающимся языком, проговорила. — Как ненужную. А до этого птицу мне сбил. Помнишь? Помнишь же?

— Помню, — соврал. Лишь бы не плакала.

— Сегодня кру… жилась и падала. Ты сбил. В сердце… стрелой.

Рубашка на плече и груди вымокла от слез, прилипала к коже. А еще ее волосы… Тоже липли, но к тому же щекотали шею, подбородок, нос и лезли в рот. Я терпел. Как и хмельное дыхание, и неудобную позу — Асфи забралась мне на ноги и скрутилась калачиком, отдавливая все, что можно. И выговор лился на меня, словно на виновника, и я терпел.

— А потом избавил… ся. Ты сжал сердце. Я не хотела сжимать.

О чем она бормочет? Ей пить нельзя. Нельзя.

— Дома думала… убью себя. Не успела… И кровь на ногах… Побила пальцы… Нож ис… правил бы. Но мама… Там думала — все. Тут думала… — Всхлипнула, ощутимо сжимаясь. — Не успела…

— Т-ш-ш…

Я прижал лохматую голову к своему плечу, обнял девушку и закачал.

— Все хорошо, я рядом. Не плачь.

Но она плакала. Тихо, почти беззвучно. Позволяла укачивать себя и плакала.

Духи Фадрагоса, Вольный, что ты скотина наделал? Ты же знал, что бывших Вольных не бывает. Знал, что подохнешь! Знал! Не верю, что все об этом в мире знают, а ты не слышал. Какой тварью надо быть, чтобы позволить девушке, ничего не знающей о нашем мире, влюбиться в себя?

Безжалостные звери!

Успокоившаяся девушка в моих руках вдруг встрепенулась. Прошептала, обдавая ключицу теплым дыханием:

— Я засыпаю.

— Спи. — Я погладил ее по голове и, запустив пальцы в волосы, помял затылок.

Она кивнула и устало добавила, будто с чем-то смирилась:

— Я увижу тебя на рассвете. Ты обещал.

Я тяжело вздохнул, еще сильнее путаясь в чужих отношениях. О своих уже задумываться не хотелось.

Голова гудела. Щебет птиц откликался дерганьем в висках и затылке. Желтый каменный потолок расплывался, а стену на пару секунд перекосило. Когда очередной пик боли отступил, я заморгала. Глаза резало так, словно в них песка насыпали. Может, так и было?

Комната узнавалась медленно, но это узнавание приносило ни с чем несравнимое облегчение. На всякий случай я ощупала себя и, приподнявшись на локтях, оглядела одежду на себе. Крови не было, следов побоев тоже. Значит, вечер прошел благополучно. Тошноты тоже не было, будто и не пила вовсе, но все-таки голова раскалывалась, а часть вечера напрочь была выдрана из памяти. Помню второй кубок напитка…

И все.

За окном только начало светать, что безумно радовало. Мы не планировали задерживаться у викхартов надолго, поэтому, несмотря на праздники, отдыхать и отлеживаться некогда. Хорошенько зевнув и потянувшись, я вышла из комнаты. Крадучись пересекла узкий коридор, заваленный сетками с продуктами и различными вещами, откинула темную занавеску на дверном проеме и переступила порог соседней комнаты.

У Елрех было прохладнее, но заметно теснее. Ее матрас лежал по центру. Сама Елрех, натянув легкую простыню до подбородка, спала на боку. Белые пряди, спутавшись с защитными амулетами, свисали на лбу, пересекали ровный нос. Синие губы были приоткрыты, и едва слышное сопение шевелило несколько тонких волосков. Присев на корточки, я легонько коснулась плеча, на котором собралась в многочисленные складки рубаха. Видимо, Елрех так устала ночью, что даже не разделась, к тому же непривычно долго спала.

— Асфи? — разлепив серые глаза, промямлила она. Приподнялась на локтях и глянула в сторону окна с приоткрытой шторой. — Уже рассвет?

— Ты, видимо, загулялась допоздна.

Она нахмурилась, кивнула. Села и принялась приглаживать волосы перебинтованной рукой.

— А это что? — поинтересовалась я.

Елрех удивленно вскинула брови, но сразу же закатала рукав мятой рубахи повыше и стала снимать бинт. Под ним оказалось четыре царапины.

— Смотри, как хорошо все зажило, — проговорила она, одновременно зевая. Провела коготком рядом с самой заметной царапиной. — Даже слабейшее зелье, приготовленное с кровью викхартов, за ночь затягивает глубокий порез. Глянь, а от других и следов не осталось.