голым торсом. Не успел ещё ответить сам потерпевший, как Леонель, движимый таинственной силой, накинулся на него и зарычал на все помещение:

— Извинился быстро! Что ты себе позволяешь, сволочь?

Юноша не стал сносить этого и в ответ вмял свой кулак в скулу Адияля. Вписался в потасовку и виновник торжества Артур, бросившись на обидчика. Но их тут же разнял подоспевший Зиррен, раскинув в разные стороны.

Минуту спустя все уже были в своих казармах за тяжелыми запертыми дверьми.

Адияль спал беспокойно.

Огромный просторный луг, обнесенный ровным рядом дубов. Кругом все зелено, пестро, ярко. То там, то тут цветут васильки, ромашки, пионы, розы, фиалки. Одни лишь дубы — сухие, дряблые, гниющие, безлистные, опустевшие, смотрящие на мир так, словно он уже окончился. С их великих столетних увечных громоздких ветвей свисали не менее массивные цепи из ржавой стали. На цепях люди. Мёртвые. Иссохшие. И все повернуты своими головами, исхудалыми до костей, на действо, происходящее на середине этой поляны. Там чудом и очутился в мгновение Адияль, уже взрослый телом, но разумом всё тот же, что сейчас лежал на измокшей от пота койке в казарме под Центральной Ареной Лерилина. И он стоял не один. Вокруг него выстроились безупречными колоннами десятки знатных господ, которых он видел впервые в жизни. Одного он всё же узнал, хоть и с трудом. Это был Ольгерд. Тот самый друг, выживший после той злосчастной битвы на территории Игъвара и оставшийся в лагере покойного дядюшки Эверарда. Все смотрели на одно место — на кладбище. Дрожь пошла по телу Адияля. Могильные плиты… а на них написаны имена… — Нет! Не хочу! Прочь! Это ложь! Сон! Обман! Нет! не будет этого! никогда! невозможно! Сгинь! — вопил пробудившийся Адияль, тяжело дыша, чуть ни плача. Несколько парней, спящих близко к нему, очнулись и с осуждением буркнули на Леонеля.

Артур со страхом наблюдал за происходящим. У него в голове промелькнула мысль, что он наверняка зря наговорил этому юноше всякого. Удивительно, но в этот же момент Адияль, водя глазами по окружению, дабы убедиться, что увиденное — лишь сон, наткнулся на сожалеющее лицо Артура. Находились они по разным концам казармы. Адияль отвернулся, похлестал себя по щекам, приступил к нормализации дыхания с закрытыми глазами, как вдруг ощутил, что кто-то сел на его же койку. Это был Артур. Какое-то время они неловко смотрели друг на друга, то и дело воротя глаза.

— Прости, — сказали они практически одновременно.

— За что ты? — спросил Артур.

— А ты за что? — ответил тем же Адияль.

— Мне жаль, что я наговорил тебе, я… я, наверное, все-таки не прав был.

— И мне жаль, что задел тебя! Честно, не умышленно, я лишь, напротив, хотел как лучше…

— Предлагаю заключить мирное соглашение, — сказал Артур.

— Конечно! — ответил Леонель, и они пожали руки. — Артур, верно?

— Да, я Артур Дебелдон.

И разговор продолжался уже на весьма отстраненные темы ещё какое-то время, пока оба не осознали, что близится утро, а они не выспались как следует.

VI.

С рассветом, о котором, впрочем, под землёй судить было трудно, их выпустили и накормили. Дебелдон и Леонель держались вместе и уже вели себя как давние друзья.

И вот постепенно через деревянный люк, ограничивающий общее помещение катакомб от внешнего мира, стали доноситься голоса, вопли. Звучали барабаны, трубы. Шум усиливался с каждой минутой, но ничего особенно разобрать было невозможно. У лестницы дежурили солдаты: четыре человека, вооруженные алебардами и экипированные в кольчужные накидки. Стоял рядом и полковник Зиррен.

Так продолжалось порядка часа. Участников убедительно просили не покидать основной зал и ожидать. Они это послушно и делали.

Артур Дебелдон без умолку трепался с новообретенным другом о чём попало, но не о турнире. Он рассказывал и про поэзию, и про различные книги, и про девушек (про них более всего), и про еду. Не обошёл он стороной и политику. На этом моменте Адияль резво обрезал диалог. Он напрямую сказал, что устал слушать этот бессмысленные трёп. И тут же спросил нервным тоном:

— Ты знаешь, что сейчас мы, видимо, начнём бои, а по итогу этих боев мы можем погибнуть?

Из его уст это прозвучало парадоксально, ведь он и сам в большей мере не понимал, что и зачем он тут делает. Правда, себе эти вопросы он потому и не задавал.

— Да, я знаю, — сказал уже несколько подбито Дебелдон, — и я хочу погибнуть.

Эти слова подкосили Леонеля. По его телу пробежала дрожь. Он с тяжестью сглотнул слюну.

— Что?! Зачем? Что ты такое говоришь, Артур? — надорванно трепетал Адияль. В глубине души он прочувствовал раскол, будто давняя зашитая рана спешила вновь раскрыться. Он боялся. В лице Дебелдона Адияль видел того, кто смог бы восстановить дыру в его жизни. И знал: если он потеряет и его, то жизнь его рухнет окончательно и бесповоротно. Он не мог себе представить, что наивная голубизна его очей может погаснуть. Голубизна, символизирующая в сердце Адияля яркий солнечный свет, обнажающий до того скрытый ему подземной тьмой простор ярких и насыщенных жизнью долин бытия.

— Посмотри на меня! — резко бросил Леонель, оттолкнув Дебелдона к стене и прижимая его. Другие ребята злобно и с омерзением наблюдали за новой сценой с участием этих двоих. — Пообещай мне, твоему другу и товарищу, сейчас, что ты не погибнешь! Понял? — продолжал он. — Я знаю, тебе было нелегко, но поверь, со мной ты станешь счастливее! Доверься мне! Я ведь тоже совершенно один! И ты это знаешь, чувствуешь — я вижу! И не говори, что нет! Это все равно ложь!

Артур смотрел прямиком в голубые глаза его друга. И был ошарашен, поняв, что в них видит чуть ли не полное отражения себя, — но, если только, более мрачное и серое — ту же боль, обиду, недосказанность. И всё, что было поведано этой ночью ему, находило свои отголоски в этих зрачках — зеркалах сердца.

Он кивнул. Адияль отпустил его.

Полковник Зиррен произнёс громко и звучно:

— Первый бой начнётся незамедлительно в эту самую минуту! Лем Фарль и Хорест Ибраг, проследуйте за мной.

И эти двое следом за полковником ступили на лестницу и готовились к смертельной схватке между друг другом. Отворился люк и до тёмной и глухой подземной залы долетели звучные возгласы толпы, удовлетворённой тем, что дождалась наконец первого боя дня. Дождалась часа пролития крови, часа поединка на смех, часа бесплатной смерти и жуткой безразличности.

Зендей, стоя на трибунах, с ужасом наблюдал за происходящим и ждал выхода брата.