Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она принялась бить себя по щекам. Взволнованный Сюэ Пань совсем растерялся и только охал.
– Как я несчастлив! – восклицал он.
В тот момент, когда тетушка Сюэ приказывала служанкам продать Сян-лин, подоспела Бао-чай и увела мать в комнату.
– Мама, все знают, что в нашей семье покупают служанок, но никогда еще никто не слышал, чтоб их продавали! – сказала она. – Неужели вы так разгневаны, что перестали понимать, что к чему? Люди прослышат, что у нас творится, и нас поднимут на смех! Если мой брат и его жена ненавидят Цю-лин, отдайте ее мне – у меня как раз не хватает служанки!
– Если оставить ее здесь, неприятности не прекратятся, – возразила тетушка Сюэ, – лучше от нее избавиться!
– А если я заберу ее к себе и не позволю ей больше приходить сюда? – настаивала на своем Бао-чай. – Это равносильно тому, как если б вы ее продали!
Цю-лин бросилась на колени перед тетушкой Сюэ и со слезами умоляла, чтобы ее не продавали, а отдали в услужение Бао-чай. Тетушка Сюэ наконец смягчилась и уступила.
Таким образом, Цю-лин сделалась служанкой Бао-чай и перестала бывать в доме Сюэ Паня. Однако на душе у нее было грустно: она прожила с Сюэ Панем несколько лет, но не имела детей, так как страдала болезнью крови, и была этим очень расстроена. От несправедливых обид и издевательств она заболела, у нее развилось малокровие, она лишилась аппетита и стала с каждым днем слабеть и чахнуть. Врачи ничем не могли ей помочь.
Цзинь-гуй еще несколько раз скандалила. Иногда Сюэ Пань после обильной выпивки схватывался с ней и хотел даже поколотить ее палкой. Тогда Цзинь-гуй начинала кричать, подставляла спину и требовала, чтобы Сюэ Пань бил ее. Когда Сюэ Пань хватался за нож, она подставляла шею. Однако Сюэ Пань не решался поднять на нее руку, а только шумел и злился. Постепенно такие скандалы вошли в обычай, в результате чего Цзинь-гуй еще больше обнаглела и решила приняться за Бао-чань.
Однако Бао-чань не шла ни в какое сравнение с Цю-лин и по каждому пустяку вспыхивала, как хворост от огня. Теперь же, когда она нашла общий язык с Сюэ Панем, она совершенно перестала считаться с Цзинь-гуй. И когда Цзинь-гуй вздумала подчинить ее своему влиянию, она дала ей отпор. Сначала они время от времени пререкались друг с другом, потом Цзинь-гуй начала сердиться по-настоящему, ругала Бао-чань и даже иногда пускала в ход руки. Бао-чань не осмеливалась дать ей сдачи, но тоже устраивала скандалы, грозила покончить с собой, хваталась то за нож, то за веревку, чтобы повеситься.
Сюэ Пань метался среди двух огней и, когда скандалы достигали предела, старался поскорее скрыться.
Что же касается Цзинь-гуй, то, пребывая в хорошем настроении, она ради развлечения собирала служанок, играла с ними в кости или домино. Кроме того, она любила обгладывать кости, а поэтому требовала, чтобы ежедневно резали уток и кур, угощала служанок мясом, а сама обгладывала поджаренные в масле кости и запивала их вином. А напившись допьяна и наевшись до отвала, она начинала бесчинствовать и кричать:
– Если всякие бесстыжие девки могут веселиться, почему не могу я?!
Тетушка Сюэ и Бао-чай старались не обращать на нее внимания и лишь украдкой роняли слезы. Сюэ Пань ничего не мог поделать и только раскаивался, что женился на «ведьме, которая внесла в дом хаос». О выходках Цзинь-гуй было известно всем во дворцах Нинго и Жунго, и все только сокрушенно вздыхали.
К этому времени минуло сто дней лечения Бао-юя. Он постепенно поправился и стал выходить за ворота. Как-то он пришел повидать Цзинь-гуй, и его очень удивило, что у такой свежей, как цветок, и нежной, как ива, девушки, которая манерами и внешностью ничем не отличалась от его сестер, может быть такой несносный характер. Ему стало от этого очень грустно.
Когда он пришел навестить госпожу Ван, он повстречал там кормилицу Ин-чунь, приехавшую от имени своей барышни справиться о здоровье родных. Старуха рассказала, что Сунь Шао-цзу ведет себя непристойно.
– Барышня все время украдкой проливает слезы и просит, чтобы ее взяли денька на два домой, так как она желает хоть немного рассеяться.
– Я и сама думала об этом, но у нас то и дело случаются всякие неприятности, и я позабыла, – призналась госпожа Ван. – Недавно Бао-юй тоже говорил мне об этом. Завтра счастливый день, вот я и возьму ее домой.
В это время служанки матушки Цзя сообщили Бао-юю, чтобы завтра он собирался в храм Тяньци[25].
Бао-юй, который уже давно мечтал поехать куда-нибудь прогуляться, так обрадовался и взволновался, что всю ночь не мог сомкнуть глаз. На следующее утро он торопливо оделся, умылся, причесался и в сопровождении трех старых мамок в коляске отправился в храм Тяньци, чтобы воскурить благовония духу и возблагодарить его за ниспосланное исцеление.
В храме еще накануне было приготовлено все необходимое. Робкий по характеру, Бао-юй не посмел приблизиться к статуям богов и духов, казавшихся ему страшными и свирепыми. Он торопливо сжег бумажные фигурки лошадей и денег, поднес жертвенные кушанья и после этого отправился в даосский монастырь отдыхать.
Здесь Бао-юй подкрепился едой, а затем в сопровождении мамок и своего слуги Ли Гуя отправился гулять по окрестностям. Вскоре он устал и вернулся в монастырь, чтобы еще немного отдохнуть. Мамки, боясь, как бы он не уснул, пригласили даоса Вана развлечь юношу беседой.
Этот старый даос когда-то был бродячим торговцем лекарствами, потом приобрел славу искусного врачевателя, благодаря чему разбогател и открыл рядом с монастырем лавку, в которой торговал пилюлями и разными лекарствами. Он не раз бывал во дворцах Нинго и Жунго, все его там знали и дали ему прозвище Ван И-те – «Один раз приклей», намекая на его чудотворные пластыри, которые стоило приклеить к больному месту, как человек выздоравливал.
Когда Ван И-те явился, Бао-юй полулежал на кане.
– Вот хорошо, что вы пришли, – сказал он с улыбкой даосу. – Я слышал, вы замечательно рассказываете разные прибаутки. Расскажите нам!
– В самом деле! – засмеялся даос Ван И-те. – Но только не спи, а то лапша, которую ты съел, начнет выделывать у тебя