– Роберт, – волновалась стоящая за спиной Амбра. Она положила ему руки на плечи и слегка надавила, напоминая, что время не терпит.

– Да-да, извините, начинаю. – Лэнгдон подвинул поближе старинную клавиатуру, и витой, как у телефонных трубок, шнур немного распрямился и натянулся. Примеряясь к пластиковым клавишам, он, казалось, видел перед собой рукописную строку, которую они с Амброй нашли в крипте собора Саграда Фамилия.

Религий темных больше нет, царит блаженная наука.

Заключительный аккорд поэмы Уильяма Блейка «Четыре Зоа» – прекрасный выбор для начала презентации открытия Эдмонда, которое изменит мир.

Лэнгдон набрал побольше воздуха в легкие и аккуратно напечатал поэтическую строку без пробелов, заменив амперсанд «&» на «еt».

И стал ждать, неотрывно глядя на черно-белый экран.

Лэнгдон внимательно посчитал точки – сорок семь.

Все верно. Но ничего не происходит.

Вдруг компьютер противно загудел, и на мониторе появился текст:

Сердце Лэнгдона учащенно забилось.

– Амбра, я все набрал точно. Я абсолютно уверен. – Он повернулся в кресле и с отчаянием посмотрел на нее, ожидая увидеть и на ее лице страх и беспокойство.

Но Амбра Видаль беззаботно улыбалась. Потом покачала головой и рассмеялась.

– Профессор, – прошептала она и кивнула на клавиатуру. – У вас нажата клавиша Caps Lock.

В этот самый момент глубоко во чреве горы принц Хулиан стоял как вкопанный, пытаясь осмыслить невероятную картину: его отец, король Испании, сидит в кресле-каталке в самом дальнем приделе подземной базилики.

Сидит, не двигаясь.

Охваченный страхом, Хулиан бросился к королю.

– Отец?

Слабеющий монарх медленно открыл глаза, пробуждаясь от сна. Потом улыбнулся с облегчением.

– Спасибо, что пришел, сын, – прошептал он срывающимся голосом.

Хулиан опустился на колени рядом с креслом, благодаря Бога, что отец жив, но переживая, что всего за несколько дней он так сильно сдал.

– Отец, как вы себя чувствуете?

Король пожал плечами.

– Не хуже, чем предполагалось, – неожиданно пошутил он. – А вот как ты? Этот день у тебя был… очень насыщенный.

Хулиан понятия не имел, что ответить.

– Что вы здесь делаете, отец?

– Устал от больницы, захотел немного проветриться.

– Понятно, но… почему именно здесь? – Хулиан знал, что отец всегда с неприязнью относился к этой «святыне», прочно связанной в памяти людей с жестокостью и гонениями.

Из-за алтаря, с трудом переводя дыхание, появился Вальдеспино.

– Ваше величество! – воскликнул он. – Ну как же так?

Король улыбнулся старому другу.

– Рад вас видеть, Антонио.

Антонио? Принц Хулиан никогда не слышал, чтобы отец обращался к Вальдеспино по имени. Прилюдно он всегда называл епископа «ваше преосвященство».

Дружеское приветствие, казалось, поразило и епископа.

– Спасибо… вам, – пробормотал он. – Как вы себя чувствуете?

– Просто замечательно. – Король широко улыбнулся. – Со мной два человека, которым я верю больше всех на свете.

Вальдеспино бросил смущенный взгляд на Хулиана и повернулся к королю.

– Ваше величество, я привез вашего сына, как вы и просили. Может быть, оставить вас вдвоем?

– Нет, Антонио. Я хочу сделать признание. И мне нужно, чтобы мой духовник был рядом.

Вальдеспино покачал головой:

– Не думаю, что принцу требуются какие-то объяснения по поводу ваших сегодняшних действий.

– Сегодняшних? – Король рассмеялся. – Нет, Антонио. Я собираюсь признаться Хулиану в том, что скрывал от него всю жизнь.

Амбра Видаль облегченно вздохнула. После второй попытки Лэнгдона на допотопном экране появился текст:

Слава Богу, подумала Амбра. Лэнгдон поднялся из кресла и повернулся к ней. Амбра тут же заключила его в объятия. Эдмонд сказал бы нам спасибо.

– Две минуты тридцать три секунды, – объявил Уинстон.

Лэнгдон и Амбра в волнении смотрели на большие ЖК-экраны. На центральном шел отсчет времени, так же, как перед презентацией в музее Гуггенхайма.

Больше двухсот миллионов. Амбра с трудом могла представить себе эту цифру. Пока они с Лэнгдоном летали над Барселоной, похоже, весь мир следил, как развиваются события. Аудитория Эдмонда достигла астрономических масштабов.

На боковые экраны по-прежнему выводилось изображение с камер слежения. Амбра заметила, что поведение полицейских резко изменилось. Один за другим они переставали ломиться в дверь или кричать в рации – доставали смартфоны и приникали к экранам. Двор перед входом в часовню постепенно превращался в живое море бледных, удивленных лиц, озаренных мерцанием мобильных телефонов.

Эдмонд заставил весь мир забросить свои обычные дела, подумала Амбра. Приятно ощущать сопричастность. Презентация, которую ждут миллионы людей в разных уголках земного шара, будет транслироваться именно отсюда, из этого зала с прозрачными стенами. Интересно, смотрит ли сейчас Хулиан, подумала вдруг она и тут же выбросила из головы эту мысль.

– Программа вот-вот начнется, – сказал Уинстон. – Думаю, вам будет удобнее смотреть в зоне отдыха Эдмонда. Это в противоположном конце зала.

– Спасибо, Уинстон, – сказал Лэнгдон и вслед за Амброй затопал ногами в носках по стеклянному полу мимо металлического куба в сторону «жилой зоны» лаборатории Эдмонда, туда, где на прозрачном полу стояли изящная мебель, велотренажер и лежал роскошный персидский ковер.