— Не прибедняйся, Миш. В отличие от Юрия Николаевича у тебя есть нечто более ценное.

— Что же это?

— То, что сказал мне ты сам шесть лет назад. Иллюзия свободы.

Михаил задумчиво потер подбородок. Стоило побриться перед визитом к властям штата. Здесь жило людей меньше, чем работало в его корпорации, но Михаил знал, что его вид должен быть безупречен именно потому, что он — жертва. И они проявят всю свою власть и презрение, на какое способны именно потому, что знают о своей ничтожности. Президент знал, что будет улыбаться, потому что именно от степени его лояльности будет зависеть скорость решения его вопросов. Он уже успел понять, что чем меньше человек значит, тем агрессивнее его жажда проявить свою власть. И это уже перестало иметь какое-либо значение. У него было слишком мало времени и слишком много дел, чтобы выбирать между их иллюзиями о своей значимости и пониманием ценности времени, затраты которого можно сократить.

— Что ты собираешь делать? — спросил инженер вскоре.

— Ничего.

— Но они же не остановятся!

— Гил, благодаря моей сделке с Пэттинсоном, весь мир знает, что через год закончит подготовку мастер образ солдата. Я возглавляю, на минутку, один из крупнейших холдингов в стране с LSS уже выходящей за национальный масштаб. Если через пять лет Арктика-1 еще будет стоять на земле и принадлежать мне, я смогу вывести армию, превосходящую по количеству и качеству любые военизированные подразделения в мире, состоящие из людей. В действительности не далее чем месяц назад «Русь» дала мне на это добро. И не исключено, что именно поэтому Океан-3 пошел ко дну.

— Да иди ты…  — Гил напряженно распрямился.

— Я дожимаю Крышаева, и появляется Барис. Я озвучиваю намерение создать охранное подразделение для пользователей LSS, ко дну идет станция, на которой растет и обучается шесть тысяч клонов, которых официально называют телохранителями, но им-то известен их функционал. Все к одному, Гил.

— Но они могли просто запретить, нет?

— А кто даст гарантию, что я послушаюсь? Разрешить и держать под контролем надежнее, чем запретить и отслеживать скрытые махинации. Ты сам напомнил, Королев-младший обладает столь неуместной иллюзией свободы, — усмехнулся Михаил, — Кто даст гарантию, что я не начну дурить? Что, если я закрою клиники Live Project Cosmetics? Что, если я остановлю поставки Foodstuff Synthesizing? Что, если все клоны корпорации в одно мгновение окажутся боеспособными единицами под управлением моей LSS? А что если все это произойдет не сию минуту, а после очередной волны природных катаклизмов? Произошло бы после подрыва кальдеры, например? А вместе с этим какой-нибудь новомодный вирус с AI от мистера Гото взорвет к чертям мировую сеть. Что если нули исчезнут, а я сделаю шаг назад в предоставлении услуг LPI и шаг вперед в использовании ее реальных возможностей?

С ресурсами Липы мне даже машины не понадобятся. Число пользователей LSS LPI уже сейчас приближается к сорока процентам по стране и семнадцати по миру. А это — политическая и социальная лояльность. Если у кого-то, конечно, будет настроение обратить внимание на происходящее в мире. Подобным силам нельзя позволить сосредоточиться в руках частного лица. Как и деньгам, им эквивалентным. И именно это кто-то вдруг, наконец, увидел. При отце LPI была полностью подконтрольна «Руси» и только поэтому ей позволили принять активное участи в спасении мира и вырасти в то, во что мы выросли. Но прошло пять лет и мой конфликт с крестным раскрыл реальное положение вещей. Возможно, я был неправ, но обратно пути уже нет. И вот появился Барис. Я должен был воспринять его всерьез (ведь на кону одна из моих станций!) и первой же поставкой нарушить и международные соглашения и попасть под уголовную ответственность у нас. Но я не могу стопроцентно заявить, что Барис подчиняется Иванову и компании. Не исключено, что это инициативы хозяев Пэттинсона. Не важно, натравливает ли он «Русь» на меня, я сам попался, или же это изначально задумано как медленное шинкование LPI с последующей национализацией…  результат им на руку вдвойне. У меня был выбор: проверить серьезность угрозы или рискнуть своим местом в корпорации и личной свободой. Не смотри так на меня, Гил. Я повторю снова: LPI — моя жизнь, а ее имущество — мое тело. Но какую ценность эта жизнь и это тело будут представлять, окажись я за решеткой и без кресла главы «Живого проекта» и LPI в целом? Я просто пока не готов вступить на тропу войны.

— Но если ты все это понимаешь, почему ты ничего не делаешь?

— Что, например? Я могу только ловить падающие яйца…

— В смысле?

Михаил нахмурился, а потом улыбнулся, мотнув головой: нет, ничего.

— Но почему сразу станцию?!

— Потому что эту аферу придумал бандит, и никакие иные методы и тактики, кроме бандитских, ему просто неведомы.

Михаил скрылся из виду. Через несколько минут он вернулся посвежевший и без щетины.

— Что же дальше?

Президент сел на соседнее с Гилом кресло.

— LPI — это государство в государстве. Мы владеем ресурсами, которыми одни хотели бы завладеть, а другие — уничтожить. Тебе не кажется это знакомым?

— Кажется, Миш.

— И что, по-твоему, дальше?

Гил поморщился и посмотрел в иллюминатор.

— В LPI работает почти два миллиона людей и клонов. Моя задача — обеспечить их безопасность вне зависимости от того, с какой стороны идет угроза. И если для выполнения этой задачи мне придется заключить сделку с дьяволом или прикрыть одно из направлений LPI, я это сделаю.

Несколько мгновений в салоне было тихо.

— Но ведь «Живой проект» — это мозг LPI, это то, что делает нас — нами.

— Ты ошибаешься, Гил. «Живой проект» — это, скорее, детородные органы, — Михаил следил за стремительным снижением, не глядя на инженера. На губах играла еле уловимая улыбка. — А мозг LPI — наша LSS. И, слава богу, этого они пока не видят.

Через три дня после гибели Океана-3 Михаила в Бруме заменили корпоративные юристы, а он сам вернулся в Москву. Он простыл, устал и был на взводе, заходя в кабинет. Еще не было и восьми утра, место Людмилы пустовало, но на подоконнике сидел Петр. Михаил замер на пороге.

— Лучше, если ты узнаешь это от меня, — начал Петр безрадостно. — За время твоего перелета по всему миру исчезло около трех тысяч живых проектов, прикрепленных к разным офисам. К вечеру, уверен, это цифра удвоится.

Михаил прошел к столу и «включился» в рабочее место.

— Сделаешь кофе?

— У тебя для этого секретарь есть.

— Она еще не подошла, а до ночных слишком далеко. Да и не входит это в их обязанности.

— А в мои входит…

Отъехав от стола, Михаил поднял взгляд к другу. Происходящее требовало его внимания.

— Ты хочешь мне еще что-то сказать, Петь?