– Отцу Великому магистру негоже надеяться на… чудище. Ему сейчас очень нелегко…

– Легко только мертвец. Трудно придумал люди, чтобы скулить, как собака. Предатель убить мой отец, – независимо от того, что он говорил, герцог никогда не повышал голос. – Государство дрожит. Пять раз меня хотеть убить. Мне легко?

– Жан! – Жестом отослав служанку, Маргарита тоже встала. – Я ухожу к себе. Пора спать. А вы, молодой человек, не ходите в подвал. Нечего вам там делать.

Через минутку герцога сморило, и Гектор тихонько вышел из комнаты. Что же это за подвал и какое еще «чудище»? У постовых Пес на пальцах спросил, как найти подземелье. Как выяснилось, оно находилось в соседнем здании под часовней. Знакомое соседство. На стук распахнулось окошко, за ним в потемках появилось пухлое лицо бородатого толстяка. Он на голландском языке что-то спросил у прусса, тот ответил на немецком. Улыбнувшись, надзиратель открыл дверь.

– Отколь будешь, друг? – толстый тоже умел говорить по-немецки.

– Вы что тут, все по-нашему говорите? – Пришлось пригнуться, чтобы пройти внутрь.

– Да нет. Только герцогиня и ее свита, ну да я еще. Их светлость баварских кровей, а мне посчастливилось быть дальним родственником ее кузена. Вот и присоветовали хлебное местечко.

Коридор, один в один похожий на тот, что вел к лепрозорию, отличался лишь наличием тесных камер по сторонам. В клетушках размером пять шагов на семь друг напротив друга, закованные ногами, руками и головами в одну продольную колодку, сидело человек по пятнадцать.

Иссохшие почти до костей, полулюди-полупризраки не могли проронить ни звука. То, во что они были одеты, нельзя описать даже как лохмотья – сгнившие тряпки держались на синих, вспухших, израненных телах на одном честном слове. У многих отсутствовали носы, уши, глаза. Языки, видимо, тоже. Иначе они бы тотчас принялись неистово умолять о пощаде в виде скорейшего лишения жизни.

Выполненный в виде решетки пол накрывал небольшое углубление, где, не имея возможности вытянуться в полный рост, находились другие узники. Их скрюченные пальцы высовывались из-под прутьев в надежде поймать тараканов или грызунов. В стенах продолбили ниши, куда вместили пузатые, похожие на посудные шкафы маленькие остроги, в которые тоже запихивали заключенных, обрекая их на полное обездвиживание.

Вдруг из-за двери в левой стене послышался оглушительный вопль, полный боли и отчаяния. Затем оттуда с силой вышвырнули мужчину с переломанными ногами. Надсмотрщик ловко подхватил его, открыл люк в полу и, словно куль с морковкой, пинком скатил внутрь.

– За что вы их так? – Проходя мимо открытой двери, Гектор стиснул зубы, увидев, как два здоровяка в кожаных фартуках через специальную маску с воронкой заливают воду в глотку еще одному несчастному.

– Всякая мразь. Воры, насильники, убийцы, – толстяк сплюнул сквозь решетку. – Видишь у них на плечах клейма? Три клейма – башку долой.

– Зачем три?

– Раньше преступникам что-нибудь отрубали или выкалывали глаза. Ну, чтобы все видели, кто они такие. Образовалась загвоздка. Как докажешь, что он злодей? Он наврет, что потерял руку или глаз на войне, разбойники напали, или еще чего-нибудь выдумает.

– И вы стали их клеймить, чтобы опознавать сразу?

– Когда Пес пригляделся, то, действительно, заметил у многих узников на плечах выжженные отметины.

– Конечно. По клеймам видно города, где они сотворили зло. Где-то за два вешают, у нас за три. Филипп – добрая душа, что тут поделаешь, – надзиратель снова широко улыбнулся. – Преступники заслужили все это. Не больно-то они заботились о здоровье тех, кого грабили и убивали. Тюрьма – не сад для прогулок. Здесь должно так быть! Вот ты бывал в других тюрьмах, что там?

– Бывал. Там не пытают людей.

– Где это? Как же, в Германии не пытают! А-ха-ха!

– В Пруссии.

– Еще бы сказал – в Византии. Что такое Пруссия? В Пруссии, видите ли, не пытают!

– Точнее, пытали… В одном месте, но сейчас уже нет. Вы их кормите хотя бы?

– Хорошо, что напомнил. Надо бы им воды, что ли, дать.

– А сколько они тут сидят?

Прусс остановился у одной из арочных дверей, вокруг которой кирпичи почернели от копоти факелов.

В дальнем конце коридора начинались комнаты для душевнобольных. Сквозь окошки виднелись сумасшедшие, пристегнутые особым ременным корсажем к железным койкам. Как объяснил надзиратель, здесь ютились люди из придворной челяди или аристократических семей, тронувшиеся рассудком. Одна – косматая женщина из небуйных, с лицом, на котором застыло выражение ужаса, – металась по комнатке, облаченная в длинное платье с рукавами, завязанными за спиной. Другой – черноволосый паренек, закованный в кандалы, – имел вид маленького ребенка, настолько беззаботным он выглядел, будто находился не в подземелье, а на лугу с бабочками. Его голову венчало некое подобие мягкого тюрбана, «чтобы не разбил себе башку».

– До казни обычно, – равнодушно пожал плечами надзиратель. – Иные – пока сами не подохнут, бывает, приводим народ, показываем, чтобы баловать и в голову не пришло. Нет смысла держать таких по пять-десять лет, сам понимаешь – спроваживаем на каторгу. Конечно, не знаю, как у вас в вашей Пруссии, но здесь за убийство наказание одно!

– Догадываюсь, какое.

Визитер и провожатый подходили к тыловой камере, укрепленной такой мощной дверью, как если бы за ней содержался, по меньшей мере, какой-нибудь дракон.

– Убийцам полагается четыре казни – утопление, сожжение, повешение или обезглавливание топором. Правда, это для простой черни.

– А дворянам?

– Тоже обезглавливание, только мечом. Достойная смерть. Но ее можно избежать, – цокая языком, толстяк подыскивал нужный ключ.

– Как это?

– Очень просто. Платишь в магистрат, и вместо настоящего меча над тобой заносят деревянный, и все. Иди гуляй. Правда, люди все равно посчитают тебя убитым и перестанут замечать. Сам в петлю влезешь.

– Здесь ваше чудище? – с опаской указав на дверь, Пес насторожился.

– Я бы не советовал близко к нему подходить. Постучи, как только разберетесь, – едва открыв, надсмотрщик отступил от входа на почтительное расстояние.

В увиденное трудно было поверить. Камера являла собой едва ли не продолжение господских хором: устланный шерстяными арабскими коврами пол, слабокоптящие масляные светильники на стенах, платяной шкаф и кованый сундук. Несколько потрясающих картин с пейзажами и натюрмортами идеально дополняли богатую обстановку. Благоухающий аромат свежих полевых цветов и морской волны мог запросто сравниться с тем, что царил в гостевых покоях полубрата. Судя по тяжелому дыханию, хозяин находился в неосвещенном конце помещения.

Собрав волю в кулак, Гектор решительно сделал широкий шаг вперед. Мгновенно его швырнуло назад, и он заколотил в дверь, как оглашенный. То, что предстало испуганному взгляду, не поддалось бы описанию даже самому сноровистому летописцу. Перед Псом, вытянув кривые ноги, на красной бархатной оттоманке полулежал человек, точнее, существо о двух головах.