В глазах опекуна пылал огонь непримиримой вражды, но там же теплилась надежда на избавление от ненавистного плена. Доли секунды хватило, чтобы вся жизнь с непосредственным участием дядьки промелькнула в голове полубрата. С малых лет до того памятного вечера, когда за дядей пришли. Сколько горя и страданий причинил гнусный Разгал. Мать Анны, Гуго, невинный Бастиан, наконец, сам Гектор. Довольно. Дядя, ты не погибнешь, но ненавистному духу настанет конец.

Камни врага, описав дугу над хозяином, грудой взмыли в сторону Пса. Разреженный воздух волнами принялся выворачивать камни и плиты из промерзшей земли. Запорошенные деревья, словно сухие тростинки, разламывались на обугленные части. Истребительная цепь огня по пятам шла за пулями. Снег моментально таял, обнажая вздыбленную почву. На поверхности оказались гробы, чьи крышки, охваченные черным пламенем, моментально истлевали до золы. Полуразложившиеся тела и скелеты обращались в прах, подхваченные огненным смерчем. Шквальный, вызванный пятью рубиновыми снарядами круговорот земли, камней, пепла, воды и гнева Разгала с каждым мгновением приближался все ближе.

Не паникуя, хладнокровно и четко Гектор мысленно нарисовал на лбу противника мишень, подобную тем, на которых упражняются лучники. Затем размахнулся и со всех сил метнул свой камень. Его пуля без труда прорвалась сквозь адскую препону, разделив ее надвое, так что обе части обогнули Пса, не причинив вреда. На лице врага застыло удивленное выражение, когда темно-синий камешек беззвучно впечатался ему в голову. Другая волна, намного мощнее первой, прокатилась теперь уже от тела дяди.

Полубрата, как пушинку, подбросило в воздух, и он со всего размаха грохнулся в чью-то осиротевшую могилу. Сверху посыпались комья земли и осколки льда, но вскоре стремительный вихрь умчался с кладбища прочь, унося частицы Разгала и проклятую колдовскую печать, изломавшую жизнь ничем не повинного прусского торговца.

Выбравшись из ямы, Пес похромал к месту, где вполовину похудевший, повернув голову набок, неподвижно лежал дядя. Но такого умиротворенного выражения Гектор не видел на лице родственника даже когда прибыл из семинарии обратно домой. Опустившись на колени, дворянин приподнял безжизненное тело и бережно взял на руки. Запрокинувший безучастное лицо к небу, откуда мягко продолжал падать пушистый снег, Пес не обратил внимания на то, как пятый крест на его запястье тихо-тихо зажегся над четвертым.

Одновременно с появлением креста тело дяди стало осыпаться золотым пеплом, проходя сквозь пальцы Гектора. Земля вобрала прах, и, когда Пес огляделся кругом, кладбище выглядело как до поединка: могилы на месте, надгробия в целости и сохранности, никакого пожара. Дунув на ладонь и наблюдая, как разлетаются последние золотистые крупицы, Пес поднялся и распрямил плечи. Ну что, найдутся еще претенденты на его голову?

По дороге в замок прусс не мог ни о чем думать. Только слабая надежда на то, что дядя не пропал навсегда, едва теплилась в душе полубрата. Одинокие прохожие черными тенями мелькали на улицах, огоньки в окнах гасли один за другим. Какая-то дворняга увязалась за Псом и проводила его до самой крепости, а потом, тявкнув пару раз, исчезла в темноте переулков. Как в добрые старые времена, когда после исчезновения дяди со знатным дворянином дружили одни собаки.

Во дворе небольшая компания стражников и извозчиков важных гостей над чем-то громко потешалась. Гектор заглянул через головы людей, собравшихся полукругом. С разбитым лицом, весь в ссадинах, на окровавленном заснеженном клочке двора валялся избитый Матиас.

Над ним возвышались двое слуг герцога и пинали его ногами, но не сильно, а просто не давая подняться. Извиваясь как червяк, парень умолял о пощаде, что еще больше раззадоривало прислугу. Отрешенным взглядом Пес с минутку понаблюдал за происходящим и собрался было уходить, как мальчишка вдруг завидел хозяина. В глазах Матиаса читалась мольба о спасении, но Гектор, пожав плечами, отошел прочь.

К этому моменту пир уже завершался. Последним штрихом служила подача пряностей: корицы, ванили, миндаля, мускатного ореха, сахара, цукатов. Прусс как можно незаметнее занял свое почетное место. После ужина начались танцы. В умелых руках музыкантов протяжно прогудели первые аккорды переносных органов, тоненько зазвенели колокольчики, мелодично пропели лиры и грянули струнами лютни.

Гости гурьбой поспешили в центр зала, откуда предусмотрительно унесли все столы. Закружились хороводы, мужчины, галантно исполняя реверансы, приглашали дам. Виночерпии, не зная отдыха, то и дело наполняли кубки.

Только далеко за полночь музыка смолкла, и полупьяная толпа принялась потихоньку вываливаться из тронного зала. Одни утаскивали что-нибудь со столов, другие, запинаясь, роняли посуду на пол, третьи горланили песни, швыряя фрикадельки друг в друга.

Герцогская чета сильно утомилась, но была очень довольна, судя по благодушному выражению лиц. Как только последний человек покинул залу, молоденькая камеристка герцогини, к удивлению Пса, на чистейшем нижненемецком наречии сообщила, что их светлость желают видеть гостя у себя в покоях.

– Как вам понравился прием? – Маргарита, супруга Жана, тоже говорила на безупречном немецком.

– Очень понравился, ваша светлость. – Из рук той же камеристки Гектор с благодарностью принял настой из вербены и мяты, сдобренный медом. – Изумительный пир, восхитительное угощение. Спасибо.

– Он привез ворона. Завтра пробовать. Дела завтра также, – в удобном, с высокой спинкой кресле, вытянув ноги к огромному камину с резным каменным кожухом больших размеров, чем повозка, на которой приехали Пес и Матиас, расположился Иоанн со сложенными на животе руками. – Ты ушел. Что, еда?

– Да, ваше сиятельство, простите.

– Бывает. Я однажды есть устрица. Три дня горшок срать.

– Но, Жан!

– А что? Жопа болеть и сейчас. Не ешь устрица, человек!

– Не буду. С вами за столом сидел мальчик, госпожа. Это ваш сын?

– Да. Единственный сынок наш, – супруга герцога всхлипнула. – Маленький Жан умер во младенчестве, малыш тяжело болел. А вот Филипп крепкий. Мы здесь редко бываем, в основном во Франции – он наместник в Генте. У тебя есть дети?

– Нет, госпожа. – Настой, и вправду чудное средство, которое употребляют перед сном, расслабляюще подействовал на полубрата. – Не сподоблюсь никак – сплошь государственные поручения. Но, как вернусь, обязательно восполню сие досадное упущение.

– Делать дети не требуют много ум. Я сделать восемь, – Иоанн лукаво подмигнул жене. – Ты добрый. Я дам деньги фон Плауэн. Одно условие – ты сходить в подвал.

– Жан! Зачем отправлять человека в это ужасное место?

– Храните деньги в подвале? Отличное решение.

– Подвал хранит преступники, а также чудище. Поговори с ним. Он скажет – я дам. Нет – магистр пардон. Фон Плауэн мне друг, но чудище решать. Он – советник.