Я почувствовал, что она растрогана.

– Ты вернулся во Флориду, Марки?

– Нет.

– По-прежнему в Нью-Йорке?

– Нет.

Я свистнул.

Дюк навострил уши и вскочил. Увидел меня, ринулся ко мне со всех лап, распугав по дороге целую тучу чаек и уток, скакнул мне на плечи, и я повалился на спину.

Александра поднялась со стула.

– Марки? – вскрикнула она. – Марки, ты приехал!

Она бросилась навстречу. Я встал и обнял ее. Она прижалась ко мне и успела только шепнуть:

– Как же мне тебя не хватало, Марки.

Я сжал ее изо всех сил.

И мне показалось, что в воздухе пляшут смеющиеся лица кузенов.

Четверг, 22 ноября 2012 года,

День благодарения

Вот и закрывается эта книга – в День благодарения 2012 года, в Монклере, перед домом моих родителей. Я поставил машину в аллее. Мы с Александрой вышли и пошли к дому. Первый раз после смерти кузенов я праздновал День благодарения.

Я немного постоял перед дверью. Перед тем как позвонить, вытащил из кармана фотографию нас с Гиллелем, Вуди и Александрой в 1995 году в Оук-Парке и долго смотрел на нее.

Александра нажала на кнопку звонка. Открыла мать. Увидела меня, и ее лицо просияло.

– О, Марки! Я уж думала, ты не приедешь!

Она даже прикрыла рот руками, словно никак не могла поверить.

– Добрый день, миссис Гольдман. Поздравляю с Днем благодарения! – сказала Александра.

– Поздравляю, дети мои! Как хорошо, что мы снова вместе.

Мать обняла нас обоих и замерла, прижав нас к себе. Я чувствовал на лице ее слезы.

Мы вошли в дом.

Патрик Невилл уже приехал. Я тепло поздоровался с ним и положил на столик в гостиной перевязанную стопку бумаги, которую принес с собой.

– Это что? – спросила мать.

– “Книга Балтиморов”.

Через год после смерти дяди я сдержал данное ему слово. Рассказал о Балтиморах и тем самым снова соединил их.

Накануне вечером я поставил в романе последнюю точку.

Почему я пишу? Потому что книги сильнее жизни. Они – самая прекрасная победа над ней. Они – свидетельства несокрушимой стены нашего духа, неприступной крепости нашей памяти. А когда я не пишу, то раз в год снова еду в Балтимор, останавливаюсь ненадолго в квартале Оук-Парк, а потом качу на кладбище Форрест-Лейн, чтобы опять встретиться с ними. Кладу камушки на их могильные холмы, чтобы и дальше выстраивать память о них, и обретаю себя. Вспоминаю, кто я, куда иду и откуда пришел. Сажусь на корточки рядом с ними, провожу рукой по их выгравированным именам, обнимаю их. Потом закрываю глаза и чувствую, что они живут во мне.

Дядя Сол, благословенна будь его память. Все стерто.

Тетя Анита, благословенна будь ее память. Все забыто.

Кузен Гиллель, благословенна будь его память. Все прощено.

Кузен Вуди, благословенна будь его память. Все восстановлено.

Они ушли, но я знаю, что они здесь. Теперь я знаю: они всегда будут жить в этом месте, что носит имя Балтимор, или Рай праведников, или попросту в моей памяти. Неважно. Я знаю, что где-то они меня ждут.

Вот, дядя Сол, дорогой мой дядя. Кладу перед тобой книгу, которую обещал тебе.

Все восстановлено.