Зора чуть насторожилась.

– Вы откровенны, мисс Лэттерли, не правда ли? Почему вы пришли от сэра Оливера? Что вам нужно? – Она все еще продолжала смотреть на Эстер с оттенком презрения.

Медсестра не знала, что было тому причиной: ее одежда, куда более скромная, чем изысканный наряд хозяйки, или, возможно, предубеждение аристократки против женщины простого происхождения, которая вынуждена собственным трудом зарабатывать себе на жизнь. Если же это было презрением смелой и авантюрной дамы высшего света к своей сотоварке, сидящей дома и озабоченной лишь извечными женскими делами, тогда Эстер готова была помериться с ней силами.

– Я хочу, чтобы вы, помимо силы воли, – решительно начала она, – также использовали ваш интеллект и попытались вспомнить все, что произошло в Уэллборо-холле, при условии, что это будет правдой, – в той степени, разумеется, в которой она вам известна. Если нам это не удастся, пострадает не только карьера сэра Оливера, взявшегося за это крайне непопулярное дело. В опасности может также оказаться ваша собственная жизнь. К тому же – а это, пожалуй, для вас самое важное – будет нанесен непоправимый удар репутации тех сил в вашей стране, которые намерены продолжать борьбу за независимость. Теперь же, графиня фон Рюстов, я требую вашего внимания.

Зора медленно выпрямилась. На ее лице было неподдельное удивление и настороженность.

– Вы часто прибегаете к такой форме обращения, мисс Лэттерли?

– В последнее время у меня не было в этом необходимости, графиня, – откровенно призналась та. – Но в армии приходилось прибегать к этому довольно часто. Чрезвычайность обстановки заставляла. Потом, в случае удачи, все прощалось, а в случае неудачи – что ж, оставалось пенять на себя.

– В армии? – фон Рюстов бросила на нее заинтересованный взгляд.

– Да, на Крымской войне. Но это не имеет отношения к нашему делу, – сделав красноречивый жест рукой, отмахнулась Эстер. – Прошу вас, вернемся к Уэллборо-холлу.

– А знаете, мисс Лэттерли, вы мне начинаете нравиться, – совершенно серьезно сказала Зора. – Вы эксцентричны… Не знала, что у сэра Оливера такие интересные друзья. Он вырос в моих глазах. Признаюсь, я считала его сухарем.

Медичка почувствовала, как краснеет, и это разозлило ее.

– Поговорим о Уэллборо-холле, – повторила она, как строгая учительница, обращающаяся к непослушной ученице.

Покорившись, Зора натянуто улыбнулась и стала вспоминать. Начала она со дня приезда в поместье. Графиня была остра на язык и не лишена чувства юмора, однако, когда она дошла в своем рассказе до того рокового дня, когда с принцем случилось несчастье, голос ее внезапно дрогнул и прежняя легкость речи исчезла. Женщина помрачнела и заговорила с такой горечью, будто уже тогда предчувствовала, каким печальным будет конец.

Вздрогнув и вернувшись к действительности, она позвала горничную и велела подать ланч, не спросив у гостьи, будет ли та есть и что предпочитает.

Распорядившись подать поджаренный хлеб, белужью икру, сухое белое вино, фрукты и сыр, графиня, бросив взгляд на мисс Лэттерли и убедившись, что та не возражает против такого меню, наконец отпустила служанку и продолжила рассказ.

Эстер время от времени останавливала ее, что-то уточняя, просила более подробно описать комнату принца, детально расспрашивала об отдельных людях, вплоть до тона, которым они о чем-либо говорили, – и внимательно все запоминала.

Уже близился вечер, когда мисс Лэттерли покинула дом фон Рюстов, переполненная впечатлениями. Голова ее была набита мыслями и фактами, и один из них был особенно важен и требовал немедленного уточнения. Для этого женщина решила завтра же повидаться с давним коллегой, доктором Джоном Рейнсфордом. Теперь же ехать к нему было уже поздно – вечером быстро темнело и Эстер устала. Кроме того, ей было необходимо привести в порядок свои мысли и предположения, прежде чем делиться ими с кем-либо.

Все теперь зависело от того, насколько правильным окажется ее впечатление о Зоре. Если она права, то одному, совсем крохотному фактику предстоит сыграть решающую роль. Но прежде ей нужно во всем удостовериться.

* * *

В воскресный день, под вечер, Эстер снова была у Рэтбоуна. Она предварительно уведомила его запиской о своем визите и попросила пригласить также и Монка. Когда она пришла, оба друга уже ждали ее в кабинете с напряженными от волнения бледными лицами.

– Итак? – не выдержав, спросил детектив, не дав ей даже закрыть за собой дверь кабинета.

– Неужели Зора вам что-то… сказала? – в свою очередь, волнуясь, поспешил спросить сэр Оливер. Юрист с трудом произносил каждое слово, пытаясь смягчить свое разочарование, в котором он уже не сомневался, неверием в успех подруги.

– Кажется, да, – осторожно ответила мисс Лэттерли. – Думаю, это и есть тот ответ, который мы искали; но он потребует доказательств. – И она, не медля, поделилась с Оливером и Уильямом своим предположением.

– Силы небесные! – дрожащим голосом промолвил Рэтбоун и, шумно глотнув воздух, снова уставился на нее. – Это… чудовищно!

Монк безмолвно смотрел то на адвоката, то на Эстер.

– Ты понимаешь, что Оливеру надо будет все это доказать? – хрипло произнес он. – Это может стоить ему карьеры! И даже если он докажет, ему этого… не простят!

– Я знаю, – тихо ответила Эстер. – Но не я придумала эту правду, Уильям. Я просто уверена, что нашла ее. А что бы ты предпочел? Не выполнить своих законных обязанностей? Промолчать? Оставить все как есть?

Сыщик и медсестра одновременно уставились на сэра Оливера. Тот был бледен, но уже принял решение.

– Ни в коем случае. Если я чему-либо служил в этой жизни, то только правде, – заявил он жестко. – Иногда милосердие берет верх над правдой, но это не тот случай. Я сделаю все, что в моих силах. А теперь, Эстер, прошу вас снова все повторить – до мельчайших подробностей. Мне надо хорошенько подготовиться к завтрашнему утреннему заседанию.

Лэттерли повиновалась и повторила все услышанное от Зоры – факт за фактом. Рэтбоун тщательно все записывал. Все трое засиделись допоздна. В камине догорал огонь, усилившийся ветер швырял в окна мокрую листву, газовые светильники на стенах отбрасывали желтые блики на золотисто-коричневую мебель кабинета…

* * *

В понедельник утром зал суда был полон. На улице перед зданием собралась порядочная толпа, но на этот раз она молчала. Графиню фон Рюстов и принцессу Гизелу сопровождали полицейские эскорты – в целях безопасности и для предотвращения эксцессов со стороны толпы.

В зале суда тоже было спокойно. Присяжные имели такой вид, будто они провели бессонную ночь и теперь со страхом ждали момента, когда им, не имея бесспорных доказательств, придется принимать решение. Их мучили сомнения и противоречивые эмоции, пагубно сказывающиеся на их устоявшихся убеждениях и представлениях об обществе и о тех, на чьем примере они строили свою веру во многое в этой жизни. Они были глубоко разочарованы, и бремя их неизбежной ответственности тяготило их.